Дмитрий Смирнов - Особое задание

Георгий Курулов кивнул головой в знак одобрения моего решения и стал писать направление в ЧК. Поставив подпись и прихлопнув круглой печатью возле размашистой подписи, он вручил мне бумагу.

— Иди к председателю ЧК Василию Беляеву. Как и что тебе делать, он разъяснит сам. Желаю тебе, Катюша, больших успехов на новом поприще!

Так я стала чекистом. Напряженный, полный опасности ритм работы в ЧК захватил меня. Работники, в большинстве своем такие же молодые, как и я, казались отчаянными до дерзости. Мне очень хотелось походить на них. Хотелось получить такое задание, где можно было бы показать, что я тоже не трусливого десятка. Но приходилось заниматься самым безобидным делом — ловить беспризорных мальчишек и девчонок и лишь изредка принимать участие в аресте контрреволюционеров, где для обыска требовалось присутствие женщины.

Но вот однажды, в конце апреля, меня вызвал председатель губчека Василий Беляев.

— Катя! Умеешь молиться?

Честно говоря, этот вопрос меня смутил. Но делать было нечего, и я сказала: «Умею».

— Вот и хорошо, — обрадовался он. — Это то, что нам нужно…

На следующий день, натянув на себя все черное, я пошла в монастырь. Влившись в поток богомолок, вместе с ними вошла в мрачное здание. У входа купила свечу, поставила ее какому-то святому и начала молиться. Крещу лоб, а самой хочется смеяться, глядя на монахинь.

Так продолжалось несколько дней. Каждый из них был похож на другой как две капли воды: деньги за свечу, моление, кислые лица «товарок».

Через три недели моего «монашества» меня своим вниманием почтила одна монахиня. Судя по всему, она пользовалась среди посетителей обители большой властью и авторитетом. Опустившись рядом со мной на колени, она сначала молилась, а потом попросила остаться после службы.

Что сулило мне это знакомство?

Когда все разошлись, она, перебирая тонкими пальцами четки, спросила:

— Откуда ты, милая? Чья ты? Что-то раньше я не видела тебя?

— Раньше у меня не было надобности вымаливать у господа бога милости, — ответила я как можно спокойнее. — Теперь, когда власти арестовали моих братьев, мне хочется, чтобы бог услышал молитвы и ниспослал всепрощение моим родным…

— А за что их арестовали?

— Если б я знала! Говорят, контрреволюционеры они. Но какие же они контрреволюционеры, если нашу матушку и то боялись обидеть даже словом! — скорбно промолвила я.

— Бог все видит. Все слышит, — торжественно сказала монахиня. — И твои молитвы не останутся без ответа. Придет день, и будут твои братья снова на свободе, а вместе с ними вырвутся из темниц и все остальные, кто страдает сегодня за православную веру.

С этого разговора монахиня стала ко мне благоволить. При встречах приветливо кивала головой, давала читать священные книги.

Так я стала своим человеком среди святош. Но однажды меня чуть не провалила комиссар продовольственного отдела Петрова. Что ей было нужно в монастыре и как ей удалось узнать меня среди одноликой черной массы — осталось тайной. Но она узнала меня и, глядя в глаза, проговорила: «Что это ты, милая, в религию ударилась? Интересно!»

Я так и обомлела. А вдруг ее слова услышали другие? Закрыв лицо руками, я, торопливо домолившись, быстро покинула монастырь.

«Вот будет здорово, если Петрова разнесет в городе молву о том, что я стала монахиней», — подумала я.

Бегу в горком партии. У Георгия Курулова в это время был Валериан Владимирович Куйбышев. Заметив мое волнение, они прервали беседу.

— Что случилось, Катя? — спросил секретарь горкома. — На тебе лица нет, словно за тобой ведьмы гнались.

Я поведала о происшедшем. Они выслушали меня, затем Куйбышев распорядился:

— Нужно срочно вызвать Петрову в горком и строго-настрого предупредить, чтобы держала язык за зубами. А вы успокойтесь. Ничего плохого не случится, — обратился он ко мне.

Однажды вечером стою я в монастыре и вижу: идет высокая монахиня, а из-под развевающейся юбки виднеются начищенные мужские сапоги и вправленные в них брюки. Меня даже в жар бросило: «Что за наваждение? Монахиня — в брюках?»

Незаметно отползла на коленях в сторону и спряталась за икону. Смотрю: «монахиня» направилась тоже к этой иконе. Я ниже склонила голову в усердной молитве, а сама слушаю. «Передушу вас всех. Почему не приготовили…» Другой мужской голос ответил что-то в оправдание.

Я потихоньку вышла в монастырский двор, а там какие-то люди выносят из подвала монастыря ящики и грузят их в сани.