Дмитрий Смирнов - Особое задание

Чекисты вовремя схватили за руку продавшегося американским империалистам коммивояжера и посадили его за решетку. При аресте у него изъяли ценные документы, которые были опубликованы в советской печати. Была сорвана маска с агентов империализма, доказано их вмешательство во внутренние дела Советской России.

Нескончаемо долгие осенние хляби уступили наконец место звонким декабрьским морозам. Сковало льдом широкую Неву, насыпало всюду снежных сугробов. Ко многим неустроенностям трудной петроградской жизни прибавились еще и холода.

Холодно было и в служебном кабинете Феликса Эдмундовича. За высокими зеркальными окнами виднелись заснеженные деревья, у обледеневшей решетки Александровского сада топтался часовой в коротеньком флотском полушубке и бескозырке, с Гороховой слышался скрип санных полозьев, и от всего этого просторный кабинет с огромной зачехленной люстрой, свисавшей с лепного потолка, казался еще более выстуженным, холодным.

Работал Дзержинский в шинели, в надвинутой на лоб меховой шапке. Отчаянно зябли пальцы, писать было неловко. Походная керосиновая печка «триумф», раздобытая для него в интендантстве, не столько обогревала ноги, сколько коптила. Пришлось прикрутить фитиль, оставив лишь узкое тоненькое пламя.

Как и предупреждал Феликс Эдмундович членов коллегии, первые дни существования Чрезвычайной комиссии почти целиком ушли на хлопотливые организационные дела. Ничего еще, в сущности, не было, кроме помещения. Ежедневно приходили новые работники с записками из Смольного. С каждым Дзержинский старался побеседовать лично, и лишь в его отсутствие такие беседы проводили Ксенофонтов или Петерс, подражая невольно председателю комиссии.

— Надеюсь, вы не забыли, из-за чего погибла Парижская коммуна? — спрашивал Дзержинский у новичков и особо у тех, с кем никогда прежде не встречался — ни в годы подполья, ни в бурные октябрьские дни. И, не дожидаясь ответа, сам говорил с непоколебимой своей убежденностью: — Коммунары слишком поздно оценили опасность контрреволюции. Мы с вами будем жалкими глупцами, если повторим их роковую ошибку…

На Гороховой, у служебного подъезда, прибитое гвоздями к массивной дубовой двери бывшего градоначальства висело фанерное объявление. Феликс Эдмундович сам его написал угловатым стремительным почерком:

«Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Прием от 12 до 5 часов дня».

Последнюю фразу Дзержинский дважды и весьма энергично подчеркнул, как бы придавая ей наибольшую важность, а цифры вывел крупные, заметные издалека.

Однако провисело объявление всего день. На следующую ночь, выждав удобную минуту, неизвестные лица замазали его черной краской.

Комендант пришел доложить об этом неприятном происшествии. Бормотал что-то растерянное насчет служебной оплошки часового, отошедшего к костру погреться, ждал суровых, осуждающих слов. К удивлению коменданта, председатель комиссии вроде бы даже обрадовался.

— Ну, что скажете, Яков Христофорович? — круто повернулся Дзержинский к Петерсу. — Реакция-то почти мгновенная, а! Нет, они не дураки, эти ночные визитеры с дегтем! Прекрасно понимают, в чем будет сила Чрезвычайной комиссии, и заранее опасаются этой силы… Мы, разумеется, лишены пока прославленных криминалистов, но зато на нашей стороне поддержка трудящихся… Кстати, Яков Христофорович, как прошло ваше вчерашнее дежурство?

— Нормально. Закончил прием в девятом часу вечера…

— А сколько было посетителей?

— Человек, пожалуй, двенадцать… Надо проверить по журналу…

— Ну что ж, неплохо для начала. Но должно быть многократно больше. Иначе мы с вами окажемся банкротами…

По распоряжению Дзержинского в редакции всех петроградских газет разослали извещение с адресом Чрезвычайной комиссии и часами приема. «Биржевые ведомости», кадетская «Речь» и другие буржуазные издания от публикации предпочли воздержаться — не нашли, видимо, места, — а в «Известиях ЦИК» извещение было напечатано на первой странице.

Феликс Эдмундович не ошибся, рассчитывая в первую очередь на поддержку добровольных помощников Чрезвычайной комиссии. Сигналы, каждый день поступавшие на Гороховую, были достаточно серьезными, требовали быстрых и эффективных действий.

Чаще всего посетители с возмущением сообщали о беззастенчивых махинациях спекулянтов и перекупщиков, о преступном саботаже в петроградских учреждениях, об участившихся случаях бандитизма и уличных грабежей.