Дмитрий Смирнов - Особое задание

— На этот вопрос я не могу ответить вам, генерал. Прошу извинить меня.

Сильва прошелся несколько раз по камере, а затем подошел к Касасу.

— Вы, молодой человек, правильно делаете, что с недоверием относитесь к моей военной форме. Опыт с крестьянами пошел вам на пользу. Но я хочу, чтобы ваша совесть была чиста. Я — генерал Педро де Сильва! Вы можете передать мне указание верховной ставки. Но если это снова требование держаться и ждать подкреплений, то я не смог бы его выполнить.

Касас с удивлением посмотрел на Сильву и, став в положение «смирно», сказал:

— Генерал, прошу еще раз извинить меня. Я действительно не хотел оказаться непредусмотрительным второй раз. Да, генерал! Ставка снова просила вас держаться. Подкрепление подойдет к вам в течение ближайших дней.

— Это невозможно, даже если бы я сам был с моей дивизией. Это тем более невозможно теперь. Я держал фронт чудом. Если бы враг знал, насколько моя дивизия деморализована, то он немедленно начал бы атаковать ее и с большой легкостью добился успеха. Я послал генералу Франко донесение, в котором требовал немедленного перевода дивизии в тыл и замены ее новыми частями. Если это не будет сделано в течение двух ближайших дней, катастрофа неминуема. Если вы когда-нибудь окажетесь на свободе, передайте генералу Франко, что я честно сражался и честно вел себя в плену…

После разгрома дивизии генерала Сильвы Миронов по-настоящему оценил слова Петрова о Бодрове. Он даже считал теперь, что Михаил Матвеевич слишком скромно охарактеризовал его деятельность и его способности. Бодров для Миронова стал непререкаемым авторитетом. У самого Миронова настроение стало лучше, и он мог теперь смотреть без всякого смущения в лицо своим товарищам, которые были на передовой линии. Он тоже сделал свой вклад в защиту Испанской республики. Жаль, нельзя об этом рассказать! Ну, это в конце концов неважно. Об этом знают Бодров и Петров.

Большая группа бойцов, участвовавших в операции против дивизии Сильвы, получила награды. Был награжден и Миронов, об этом ему сообщил Петров.

Миронов в веселом настроении поднимался на второй этаж.

— Заходите, Борис Иванович, и закройте дверь поплотнее. Сегодня у нас разговор будет большой. Вы свою роль в камере Сильвы сыграли отлично. Теперь пора переходить к игре более крупного масштаба. Я имею полномочия из Москвы предложить вам новое поручение…

Если вам придется побывать в Москве, выкройте час-другой времени и найдите Большую Бронную. Там в Музее пограничных войск среди множества документов и реликвий боевой славы вы обнаружите небольшую, поблекшую от времени фотографию. На ней вы увидите пожилого худощавого железнодорожника с мальчиком. Это отец и сын Артемовы.

В тридцатых годах о волнующей истории большой и славной семьи путевого обходчика говорилось много. Слава о ее подвигах распространилась по всей округе.

Последний километр советской железной дороги. Под высокими соснами стоит маленький кирпичный домик. Гудят телефонные провода.

По железнодорожной колее неторопливо, со свернутыми в трубочки сигнальными флажками, чуть ссутулившись, шагает путеец, человек среднего роста. Он только что обошел свой участок, включая и станцию Кривин, и возвращается домой.

Каждый метр насыпи, каждая шпала и стык между рельсами отлично знакомы Алексею Васильевичу. Тысячи раз и днем, и ночью, и в слякоть, и в снежную вьюгу ему приходилось обходить участок за долгие годы работы. И полюбил человек свою профессию так, словно всей душой в нее вселился. Скромный, порой незаметный труд путевого обходчика и честное служение Родине превратились для Алексея Васильевича в источник радости, в цель его беспокойной и, если хотите, насыщенной романтикой жизни.

Вот он открывает дверь маленького домика будки, и навстречу ему, обгоняя друг друга, весело устремляются его дети — мал мала меньше. Их пятеро, и каждому невтерпеж поделиться с отцом своей новостью: либо хорошей оценкой, полученной в школе, либо удачно сконструированным змеем, поднявшимся выше старой высокой сосны, либо даже каким-нибудь важным секретом, о котором можно рассказать только бате.

Однажды Алексей Васильевич, вернувшись домой, лег отдыхать. Жена готовила ужин. Нина и Ганя учили уроки, а Сашко еще не вернулся из авиамодельного кружка. В доме натоплено. Так и клонит в сон. Едва задремав, Алексей Васильевич очнулся от свирепого собачьего лая. «Чего это Джульбарс взбесился? — поднимаясь с постели, думал он. — Неужто опять заяц из леса пожаловал в гости?»