Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга первая

– Представляю себе ваш оркестр! – говорит Лена.

Обычно такая сдержанная, она вдруг переполняется любопытством.

– Когда шесть часов спустя все услышали шепот Юры, никого это не потрясло. «Есть» было произнесено шепотом, но его было достаточно, чтобы каждый почувствовал себя космонавтом. Да, мы покорили свой космос. «Ух, ты!..» – это был восторг. Нет, мы восторгались не собой – самолюбование и тщеславие уже не могли взволновать наши сердца. Мы жили ожиданием прекрасного, сияли, как женщина, подарившая миру первенца. Сказка, только что ожившая на наших глазах, давала первые всходы. Именно тогда мы и заложили основы современной геронтологии и гериатрии. Хотя и не сознавали того, что держали в руках ключи новой жизни. Но интуиция подсказывала, что мы на правильном пути. И даже если бы в эти страстные дни прозрения и безусловного успеха вдруг появилась Тина и попыталась нас переубедить или остановить, мы бы ее…

– Что, – спрашивает Лена, – что бы вы с ней сделали?

– Ничего бы не сделали, – говорю я, – мы просто ее не услышали бы…

Куда там! Нас даже Жора не смог бы остановить!

Итак, гетерогенный геном сделал свое темное дело, темное в том смысле, что иногда оно не поддавалось нашему пониманию. И заварилась такая каша, что кругом шла голова. Мы ощущали в себе сонм догадок и предсказаний и ждали новых открытий, сенсаций. Даже Ушков повеселел. Только Валерочка Ергинец (кто-то окрестил его ВИЧ) ныл и ныл. Но мы не обращали на него внимания. Да он его и не требовал, жил как живется, иногда закусив от обиды губу, иногда молча глотая равнодушие, которым все его окружали. Он был незлобив, но завистлив и даже злопамятен, как впрочем, многие очкарики-недомерки. И жил в ожидании своего звездного часа. И только лет к шестидесяти дождался-таки: стал наполеончиком в своей песочнице… Ну да Бог с ним…

Да, сказка ожила! Нам позарез нужен был успех, и мы сожалели, что в сутках только двадцать четыре часа.

Был октябрь, уже выпал снег. А я вдруг созрел и предложил Ане тайную вылазку за город, с палаткой, с костром, с горячим вином и горячими поцелуями в спальном мешке… Она согласилась.

– И вы?..

Я впервые вижу в глазах Лены желание выпытать у меня какие-то подробности. Зачем? Эти подробности не играли тогда никакой роли.

– Да, тогда уже выпал снег…

Прошла неделя или две. Мы ходили победителями. Все земные заботы были забыты, теперь мы жили ожиданием нового чуда: дадут ли наши сияющие на весь мир клеточки крепкое потомство и будут ли они жить долго-долго?

Когда фундамент Храма был прочно заложен, встал вопрос: кому достанется это строение. Нескрываемую озабоченность проявлял Ушков.

– Человечеству! – негромко и торжественно провозгласил Юра.

Здесь не могло быть двух мнений.

– Человечеству?!

От удивления у Ушкова соскочили с носа очки. Мне просто нечего было сказать. Анечка вдруг выронила из рук мерный цилиндр, служивший нам вазой для полевых цветов, и перезвон хрусталя повторил мои слова:

– Че-ло-ве-чес-тву!..

Валерочка тоже не удержался:

– Я тоже хотел бы знать, – проговорил он, поправляя очки, видимо, чтобы лучше рассмотреть носки своих черных блестящих ботинок, – какова доля моего…

– Доля твоего вклада? – перебила его Ната и решительно сообщила: – Совсем незначительная, если не сказать более определенно – безмерно ничтожна. И тебе не удастся примазаться…

Ната терпеть не могла слюнтяйство и лизоблюдство в ком бы то ни было, а уж Валерочке она всегда в полной мере высказывала свое если не презрение, то явное нерасположение.

– Ты же… Ну ты… понимаешь меня?

Валерочка был похож на столбик, помеченный бродячим песиком. Он стоял не шевелясь и осторожно теребил большим и указательным пальцами левой руки взмокшие от пота волосы, старательно укладывая их поперек головы, на намечающуюся лысину. Он не мог противостоять Нате, и нам было его искренне жалко. На помощь пришла Инна:

– Ты принес мне воланы? – спросила она у Валеры.

– Да, – радостно воскликнул он, – принес! Заметьте – последний!.. Больше не нашел…

И весело направился к своему столу.

Мы были первыми на этой планете, мы первые из всех людей ощутили пальцами вязкую глину Творения. До нас никто – никто никогда! – не знал этого счастья. По крайней мере, мы так думали. Даже в жутких условиях подвального помещения, в нашей несчастной стране, Богом созданной для испытаний, нам удалось разложить по полочкам Его Величество Геном. И совместить несовместимое! Сказка заиграла нежно-золотыми переливами реальности, вступила в жизнь. Это не какие-то путешествия Одиссея и Гулливера, не странствования Дон Кихота, не приключения барона Мюнхгаузена или Алисы в стране чудес. Это была не выдумка, не досужие метаморфозы Овидия или Гаргантюа и Пантагрюэля, не умствования Мефистофеля и не ужасы Дракулы и Франкенштейна. Даже не выкрутасы Гарри Поттера и не призрак коммунизма. Куда им всем, бедолагам! Эта идея никому еще не приходила в голову, и ее призрак еще не бродил по Европе, Азии или одной из Америк, нет.