Алекс Бессмертный: Действие SKY. Часть первая

Да и кто сейчас, в основной своей массе, московский и питерский люд? Это те, кто когда-то прибыл сюда из провинциального далёка за лучшей жизнью. Кто за знаниями, кто за карьрой, кто за деньгами, кто за славой, а кто за этой самой реализацией. Янковский, Абдулов, Ломоносов… Да-да, тот самый, из поморского села. Список даже самых известных личностей можно продолжать почти до бесконечности. Дрались. Пробились. Прижились. Осели. Дали корни. Стали столичными жителями, и теперь недовольно ворчат на вновь прибывающие партии: «понаехали!» Я должен реализоваться, и поэтому я приехал не в Камышин или Плещеевку, а сюда, в северную столицу России.

Звучит так, как будто оправдываюсь. Но оправдываться мне не за что, хоть я и не Ломоносов. Все имеют право на мечту.

И ещё одна причина того, что я, именно здесь. Лет с четырнадцати я мечтал стать врачом. А до этого путешественником, мореплавателем, искателем приключений. В восьмидесятые многие мальчишки мечтали о чём-то подобном. Едва ли кто-то тогда хотел быть банкиром или Президентом. А ведь в любой экспедиции, на Эверест ли, или в дебри Амазонки, нужен врач! Помните доктора Ливси из «Острова сокровищ»? Он был одним из моих любимых героев. Ведомый такими романтическими мотивами я пошёл в медицинский, хотя в семье у нас никогда не было ни одного медика.

Естественно, я бредил хирургией, ведь врач экспедиции должен уметь обращаться со скальпелем, да и вообще, нравилась мне хирургия. Но окружающая меня действительность стала возвращать меня с небес романтических мечтаний на грешную землю. На четвёртом курсе, по предложению моего преподавателя, я стал оставаться на ночные дежурства в хирургическом отделении. Это прекрасная возможность набить руку. Я начал асситировать, то есть помгать оперирующему хирургу, при аппендицитах. Аппендэктомия, наверное, самая частая ночная операция. Научился делать разрезы, накладывать швы, да и ещё много чему другому. Преподаватель мой, старый хирург – Вяткин Василий Фёдорович, был хирургом от Бога. В свои шестьдесят пять он оставался скромным младшим научным сотрудником кафедры, всего лишь кандидатом меднаук. Но то и дело, его срывали с занятий и вызывали в операционную, когда какой-нибудь маститый профессор, а то и академик местного разлива, сталкивался с каким-то сложным для него случаем. И Василь Фёдорыч брался за скальпель, в то время, как академик смиренно наблюдал за работой Мастера.

Так вот, Василь Фёдорыч говаривал мне: «Эх, Серёжа, вижу, нравится тебе это дело, но нацией ты не вышел. Русским у нас в Республике в хирургию дорога закрыта. Вот я последний на кафедре остался. А ты по больницам пройди, увидишь тогда, что ни русских, ни евреев, ни татар уже и нет среди наших хирургов. Никто тебя не продвинет, никто не поможет. А знаешь, что самое страшное? Допустим, ты всё же, каким-то чудесным образом пробился в хирургию и работаешь в клинике. Но тебе не дадут оперировать, ты будешь вечным ассистентом. И вот, представь, тебе уже сорок лет, опыта, знаний немерено, а ты стоишь с крючком в руке и наблюдаешь, как какой-нибудь молодой блатной болван местной национальности, у которого из достоинств только то, что у него есть папа с титулом и связями, больного гробит на столе. А ты ничего сделать не можешь, потому-что он – ведущий хирург, а ты просто ассистент. Вот это, действительно, страшно. Но, скорее всего, этого не произойдёт, потому что в клинику тебя здесь не пустят. Просидишь всю жизнь в травмпункте, в какой-нибудь поликлинике захолустной. А ведь ты скоро женишься, тебе семью кормить надо, а на одну зарплату поликлинического хирурга, сам знаешь, у нас это нереально. Да и к тому же, ты – способный парень, тебе науку делать надо, а не в травмпункте штаны просиживать. Так что, либо дуй в Россию, либо выбирай другую специализацию.»

Но так как «дуть в Россию» в то время я ещё не собирался, оставалось второе – выбирать себе другую дорогу в медицине. Мой выбор пал на неврологию. Не только потому, что среди кадров местной национальности быть невропатологом считалось делом непрестижным и недоходным, а сама неврология сложной и муторной, а значит, оставались возможности и для докторов нетитульной нации хоть чего-то добиться здесь, на этой стезе, а больше из-за моего друга, вернее, из-за того, что с ним случилось.

Лёшка Серпов. А просто – Серп, был моим лучшим другом, другом с детства. Вместе играли в «казаков- разбойников», вместе облазили все стройки и крыши, вместе спасались от мелких гопников с соседнего «Шанхая», дрались с козлами из «профессорского» двора. Вместе зачитывались Жюлем Верном и Джеком Лондоном, вместе мечтали о Гималаях и о путешествиях под парусами. Вместе заслушивались Битлами, Пинк Флойдом, «Машиной» и «Кино». Вместе научились бренчать на гитарах аккомпанемент, и даже, как сумели, написали рок-оперу. Вместе начали бегать за девчонками. Вместе поступили в институт, правда, я в медицинский, а Серп в политех. Вместе начали ходить по серьёзному в горы, занялись альпинизмом. У нас было столько совместных планов! Жизнь казалась нам начинающимся прекрасным приключением.