Мила Менка - Чучельник. трилогия

Тут я вдруг вспомнил, что стою перед дамой в панталонах и рубашке, и, попросив её отвернуться, стал спешно одеваться. Под одеждой лежало ружье, и, проведя рукой по его стальному стволу, я почувствовал себя намного лучше.

Одно неловкое движение – и ружьё с громким стуком упало на пол. Девушка стала белее своей длинной рубахи, невесть как держащейся на тонких ключицах. За дверью послышались быстрые шаги. В этот момент девушка задула свечу и, как мне показалось, юркнула под кровать. Дверь распахнулась. То, что я увидел, заставило меня содрогнуться.

Четыре желтых глаза светились в темноте. Я отступил, пытаясь нащупать ногой упавшее ружьё.

Один миг – и я уже взводил курок. Бах! Комната осветилась выстрелом, послышался страшный вой, дверь захлопнулась с такой силой, что сверху посыпалась штукатурка…

Я прислушался – тихо.

– Амалия, выходите! Сейчас я разбужу товарища, и мы покинем замок! – прошептал я.

Ответа не последовало. Я зажёг крошечный останок свечи, и в его скудном свете увидел, что комната пуста. Пахло фосфорной спичкой, и чем-то звериным. Мой нос охотника не раз ощущал этот запах – запах подранка.

Откинув одеяло, я посветил внизу, но ничего, кроме пыли и паутины, не увидел. Пришлось отодвинуть массивную кровать. Под ней я разглядел крышку люка с литым кольцом, но, судя по толстому слою пыли – им не пользовались много лет. Меня заинтриговала эта тайна, но внутренний голос шептал, что силы не равны и лучше отступить.

«Надо живо отыскать Илью и бежать отсюда!» – с этой мыслью я повернулся к двери и увидел, что она распахнута настежь!

В этот же момент на мою голову обрушился страшный удар, и я упал лицом прямо на литое кольцо потайного хода.

…Спустя год, я пришёл в себя в городишке К* Орловской губернии, где у моих родителей был свой дом. Каждый день я понемногу вспоминал, кто я есть, и что со мной произошло. Стоило мне пойти на поправку, как моя добрая маменька тотчас возобновила свои разговоры о женитьбе, о том, как она хотела бы на старости лет нянчить внуков, что, коли я не образумлюсь, нашему роду Опалинских-Стрешнёвых суждено будет прерваться. Я отшучивался, говорил, что ещё не готов к спокойной жизни, но в душе понимал, что, пожалуй, матушка права, и мне давно стоило подыскать себе жену. И вот, накануне Крещения, я вспомнил всё, что произошло со мной до страшного удара. Словно очнулся от спокойного вязко-сладкого сна, опутавшего разум.

– Маменька, а как там Илья Завадовский? Ну, помнишь, мой приятель университетский. Где он?

Матушка как-то странно на меня посмотрела и замахала руками.

– Ох, Алёшенька, ну его совсем! Какой он тебе товарищ – горький пьяница! Один нос остался! Как тебе память-то отшибло, мы с отцом огорчились очень. Но, что касаемо Ильи, так тебе, голубчик, лучше вовсе о нём не вспоминать!

Я настаивал, и маменька сдалась:

– Вот привез тебя Илья из заграницы. Мы, старики, думали – совсем ты разумом тронулся: никого не узнавал, вместо глаза – дырка. Ты-то пошёл, слава Богу, на поправку, а вот Илья, наоборот, покатился… Всё пропил. Но мы его всё одно жалели, принимали у нас. А потом… он Леонида Прокофьича часы украл, тут мы, понятно, ему от дома отказали. Илья и на человека-то теперь не похож: ходит грязный, всклокоченный, сам с собой разговаривает!

Не дослушав до конца, я вскочил, и, схватив со стола шапку, выбежал по двор. Мороз был крепкий – птахи замерзали на лету. Городишко К* маленький, потому со всех ног я бросился к самому почитаемому среди нищих пьяниц заведению, где можно было на копейку напиться, а на пятак почувствовать себя королём – к кабаку «Стоялый двор Зеленина».

В сенях вповалку спали вонючие, вконец потерявшие человеческий облик существа. Зажав нос, я стал ворочать их, пытаясь найти Илью. Мне повезло – третье тело принадлежало ему. Бессвязно бормоча какую-то галиматью, Илья таращил на меня безумные глаза. По длинной бородище скакали блохи. Я, стараясь не дышать, отступил, и крикнул полового. Дав ему гривенник, я назвал адрес, и, распорядившись, чтобы Илью Модестовича Завадовского доставили по назначению, пулей выскочил во двор.

Постоял я минут пять, не шевелясь, на морозе, чтобы приобретенные мною за время нахождения в заведении блохи сдохли, и бегом домой. Надо дать распоряжения Вальке и Клавке, чтобы вымыли беднягу щёлоком, расчесали, одним словом, привели в порядок, а затем отправили ко мне.

В чистой рубахе, с остриженными волосами и выскобленным до синевы подбородком, Илья снова стал похож на человека разумного, хотя мало похожего на того, которого я знал.