Татьяна Мануковская: Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы

Интересно, а они, те, кто так ко мне холоден и несправедлив, отчего «упали»? От отсутствия тепла, любви и заботы? Или от избытка притворных страстей, наигранной любви и хитро спланированных интрижек?

Я задумалась. В этот момент стукнула закрывшаяся дверь маминой комнаты. С крыльца спускался мужчина. Он оглянулся, увидел в окне кухни моё лицо и помахал рукой. Это был он. Мистер Очарование.

Я вдруг стала переходить в какое-то другое состояние.

Я превратилась в «НИЧТО». НИЧТО было таким жалким, что даже мне его было не жаль. Оно было таким никчемным, что даже мне оно было не нужно.

НИЧТО коченело, потом заледенело. Потом стало нагреваться изнутри. Но только слева. Оно нагревалось, набухало… и больно раскололось на горячие льдинки. Льдинки росли. Они стали колоть, резать, ломать на куски ту часть моего НИЧТО, которая вмиг превратилась в нарыв. Нарыв стал пульсировать болью.

Я не шевелилась. Я не могла повернуть голову. Не могла заплакать, крикнуть, топнуть ногой или просто открыть рот. НИЧТО тащило меня в болото бессилия. Скоро было больно и холодно везде.

– Так и будешь замороженной бабой сидеть? – раздалось над ухом. Голос был женский.

– Так ведь наша «цаца» не перенесёт такого удара по её нежному, чувствительному сердцу! – ватно и вязко сказал кто-то мужским голосом. – Того и гляди, разумом тронется.

– Да она давно не в ту сторону, чем могла, тронулась – женский голос звучал всё тише и туманнее. – Ты чего сосулькой сибирской со стула свисаешь?

Я вдруг поняла, что стою. Потом мне показалось, что я двигаюсь. Очнулась я в ванной комнате. На полу. Было темно и спокойно. Ноги подпирали подбородок. Пол приятно холодил левый бок. Тот, где дрались кусочки льда. Двигаться не хотелось. Думать не моглось. Жить не получалось. Оставалось вот так лежать и ждать, что будет дальше.

А дальше было утро. Брат взломал дверь, вытащил меня в коридор и позвонил школьному психологу. Через час я сидела в её кабинете.

– Ламентия! У тебя до этого были галлюцинации? Может, тебе и раньше казалось что-то, чего на самом деле не было?

Я заплакала. Мне так захотелось, чтобы вчерашнего вечера и, правда, не было.

Но почему она, врач, говорит о галлюцинациях? А не о том, как мне пережить вчерашнюю боль? Как справиться с отчаянием, унижением и позором? Её задача была изгнать из меня НИЧТО, освободить место для самоуважения, надежды и, хоть самой крохотной, но радости.

– Ламентия! Ты меня слышишь?

– Я Вас прекрасно слышу. А вот Вы слышите только моего брата… или мамашу…

– Так ведь я обязана слушать родственников. Тем более, они так обеспокоены твоими видениями, фантазиями и перепадами настроений.

Я почти завыла. Я заскулила! Я ныла тоненько и безнадёжно. Я не могла остановиться. Потом я испугалась. Психолог пошла к телефону, и я поняла, что она собиралась делать.

Я взяла себя в руки, мысленно положив голову на доброе плечо мудрой Лины. Она никогда бы не позволила себе « умываться хлюпами из носа» только потому, что какой-то мистер «дутое очарование» оказался «Уууупс! Полным разочарованием… полной ж…».

А мамаша? Я что, открыла для себя что-то новое? Чего я о ней не знала?

Винсия сейчас бы шепнула мне на ушко: « Стареет твоя мамаша! Объедки за тобой подбирает! На неё саму никто не смотрит, вот и приходится у дочери женихов подворовывать…»

Все эти мысли пронеслись, как поисковик последнего поколения: за долю секунды. А облегчение принесли на месяцы вперёд.

Я спокойно рассказала Психологу, что произошло. Она слушала серьёзно и тихо. Главным же было то, что в тот раз она мне поверила. Миссис врач была настолько добра, что отвезла меня в дом к Саният и выписала мне больничный на пару дней. Чтобы я могла согреться и оттаять в тепле маленького гостевого домика, куда меня зазвала Лина на «женские посиделки» и « часок откровения». Когда из школы пришла Саният, я могла даже шутить.

Но тот слишком ранний опыт взрослой любви отправил меня в бурное, почти всегда мутное и грязно-пенистое плавание в поисках всё новых встреч, свежих страстей и запретных плодов. Так и не научившись управлять парашютом любви, я прыгала в вихревые потоки любовных историй, понимая, что время парений и восторгов всё уменьшается, а количество больных, калечащих душу и тело приземлений, только растёт.

После той истории я попыталась «перенастроиться». Забыть про такие ценности, как верность, преданность, нежность, сердечная привязанность. Это казалось делом лёгким. Особенно после трёхмесячного «мини романа» с местным рок музыкантом. Он не поленился и прочитал мне целую лекцию на тему « Счастье и любовь по-американски». Никогда не забуду тот вечер.