Леонид Корычев: Отступники

Приземлившись на территории рекреационной зоны, я тут же вскочил, готовясь продолжить гонку. Каково же было моё удивление от увиденной вокруг безмятежной картины всеобщего ночного пьянства. Вокруг центральной клумбы, на скамейках в форме полукруга, расселись отборные представители генофонда нации.

Хрипя от попыток нормализовать дыхание, я искоса поглядывал на хорошо знакомых мне местных жителей. Всё вокруг казалось нормальным, таким, как обычно. Я несколько раз обернулся и удостоверился, что позади меня не осталось видимых признаков другой реальности. Потрескавшийся браслет безжизненно затух на моей руке, казалось, навсегда.

– Безымянная? – обратился я к своей спасительнице.

– Идём, – она появилась слева от меня, полностью закупоренная в свой скафандр и всё так же с винтовкой в руках. Её натуральный рост на глаз составлял метров семь. Обшивка брони демонстрировала много пятен, видимо, крови. Спереди на правой ноге на уровне бедра, чего я почему-то не заметил ранее, переливались непонятные символы. Из той области, где у человека находится печень, торчала обрубленная рука нападавшего. Сзади, пробив тело Безымянной насквозь, изнутри вырывались растопыренные пальцы гомункула.

Я подумал, а не торчит ли и из меня какая-нибудь неуместная деталь чужого организма, но выявить подобный случай, несмотря на обнаружение бесчисленного количества порезов, ушибов, ссадин и синяков в зачаточном состоянии, не удалось.

Из глубины не освещённого никаким светом парка аккурат на клумбу с грохотом упало кем-то брошенное тело обезглавленного гомункула. Труп тут же начал дымиться и таять на глазах, словно был сделан из сухого льда. Удивлению моему не было предела. Я посмотрел на Безымянную в поисках разгадки этого вопроса. Увидев её решительный, грозный вид, наряду с тем, что застрявшая в ней рука испаряется ещё быстрее, а некровоточащие раны затягиваются сами собой, я принял решение повременить с расспросами.

– Идём, – сняв шлем, повторила напарница уже обычным способом.

– Да, хотел бы я посмотреть на их реакцию, упади на их головы такая туша и в самом деле, – я поделился волновавшими меня думами с Безымянной, когда мы проходили сквозь гогочущую толпу.

Картина, открывшаяся через несколько минут, была одновременно и завораживающей и отвратительно отталкивающей. Посреди разбросанных в разные стороны, растерзанных гомункулов, коллективно таявших на глазах, спиной к нам вздымалась исполинская, выше Безымянной почти в два раза, уродливая фигура.

– Безликий – Ненависть, – судя по всему представила незнакомца Безымянная, убирая оружие. Я отметил про себя её очень сильное удивление и, быть может, даже смущение.

– Нечистокровный сатир. Восьмое поколение. Армия зависти. Безымянная, – пророкотал Ненависть в ответ, да так, что я вздрогнул. Всё так же, не оборачиваясь, он добавил, полагаю, обращаясь уже ко мне. – Человек.

Наконец настала и моя очередь вступить, и я незамедлительно ляпнул первое, что пришло мне в голову:

– Не, ну я, конечно, всегда знал, что у нас в парке водятся королевские упыри, но чтоб такие…

– Наше общество строится на иных принципах, – начала объяснять Безымянная, – знание себя и своего места в нём очень важно. Представляя кого-то, в первую очередь называют его расу, род занятий или армию, к которой тот принадлежит, а затем имя. При представлении нечистокровных сатиров, вроде меня, так же важно знать поколение, к которому они относятся. Всё это и много другой полезной информации написано здесь. – Безымянная похлопала себя по правому бедру.

– Безликие – это особый вид деффективных нечистокровных сатиров, представляя их, не принято указывать расу или поколение, подчёркивая их особый статус. Они появляются крайне редко. Каждый из них уникален и обладает огромной силой. Я не знаю их точное количество, но всего их существует не более двух десятков. Ненависть – один из самых известных среди них. Обычно они никак не вмешиваются в дела империи. Мне неизвестны случаи, когда кто-либо из безликих выступал в качестве защитника.

– Защитника? – я хотел спросить про империю.

– Да, если возникает необходимость отправить на задание во внешнюю среду особь женского пола, то у неё всегда есть защитник.

– Чувствую, разговор по душам нам предстоит долгий, – пробормотал я себе под нос, пристально рассматривая повернувшегося к нам лицом защитника.

В средневековье, на заре появления первой ассоциации пластических хирургов в лице инквизиции, невозможно было и мечтать о таких впечатляющих результатах. Перво-наперво бросалось в глаза полное отсутствие кожи. Вместо неё имелась затвердевшая корка цвета хорошо прожаренного шашлыка. Нижняя часть тела полностью скрывалась под подобием хакама, традиционно чёрного цвета, подпоясанного широким кушаком, концы которого свисали спереди. Правый конец был заметно длиннее и шире левого, он доходил до колена, и я бы поставил свою шкуру на то, что, судя по количеству таинственных символов золотого цвета на нём, там написан ветхий завет. Ненависть явно не слыл первым красавцем на деревне, напоминая внешне краба с одной клешнёй. Хотя клешни у него было две и обе одинаковой длины, но правая рука была заметно тоньше левой, вдобавок на ней отсутствовали ногти, в то время как на левой за счёт них пальцы казались заметно длиннее. В левой руке Ненависть непринуждённо держал, как держат шары для боулинга, голову поверженного противника. От плавящегося жуткого снежка уже почти ничего не осталось. Защитник не мог похвастаться наличием шеи. На спине, смещённый ближе к левому плечевому суставу, у него рос горб. Он не нуждался в услугах парикмахера, зубного врача или лора. У него не было ни рта, ни ушей, ни носа. Возникало ощущение, что ему на лицо налили кислоты, перемешали получившуюся биомассу, да так и оставили затвердевать. Уцелевшим каким-то чудом во время этого процесса был левый, глубоко посаженный, маленький глаз. Глаз цепко следил за всем, попадавшим в поле зрения, зачастую излучая на предмет слежки цунами злобы и ненависти. Яркость свечения терракотового цвета единственного имевшегося органа восприятия сопоставлялась разве что со вспышками сверхновых звёзд.