Нина Ленегор - Извините за беспокойство

– Кошмар! Мама спит в другой комнате?-

– В той же самой, там и Сашка спит на топчане. У нас другой комнаты нет, есть кухня, где я сплю. Отчим меня ненавидит, в комнату пускает только воды ему подать и помойку вынести. Разрешает мне жить в кухне, если я буду им всем жрачку добывать. Поэтому я начала ходить побираться. Люди мне не верят – гонят, как собаку… Или есть такие, что сами живут впроголодь – жалко их, я знаю, как это, когда кушать хочется! Если какой день еды не принесу – отчим бьёт меня костылём и выгоняет. Кормиться дома он мне не разрешает – говорит, чтобы у людей отъедалась. К нам ездит на коляске его друг, такой же уродец. К нему отчим хотел меня спровадить жить, а я не согласилась! Он стал ещё больше меня ненавидеть!-

– Ужас – ужас! Почему же мама не перейдёт в кухню и Сашу не заберёт?-

– Она упёртая, как ишак! Могла бы перенести стулья. Я ей даже предлагала своё место на раскладушке, но она назло не уходит из комнаты!-

– Назло? Пожалела бы сына, от грязи оградила! Получается, как та дурная кошка, детей нарожать – нарожала, а облизать – не облизала! В три ночи, по-прежнему, подаёшь отчиму воду?-

– А как же, не хочу получать костылём по кумпалу!-

– Ты заходишь в комнату, видишь сестру с отчимом в постели?-

– Ну да…-

– А сестра стыдится? – всё больше поражалась Полина.

– Щас! Наоборот – гордится! Чувствует себя хозяйкой, на меня смотрит свысока, над мамкой измывается! Оксанка её не волнует, с ней возится мамка, я помогаю!-

Невольно подсмотрев чужой грех, Полина, будто сама испачкалась, не по себе стало. Вспомнилось, в её девичестве родной дядя однажды, будто случайно, положил грубую ладонь на девчоночью грудь племянницы. Через блузку ощутив противное вороватое прикосновение горячей шершавой ладони, Полина отскочила в сторону. К душе куском грязи накрепко прилипло неожиданное разочарование и горечь предательства кровного родства. С тех пор она стала откровенно недружелюбна к родному дяде, не простила даже после его смерти.

На их маленькой улице соседи знали друг о друге всё, однажды устроили бабский суд над пятидесятилетней тётей Мотей. При живом туберкулёзном муже и здоровой красивой дочке она закрутила любовь с тридцатилетним зятем. Заводила расправы – вездесущая соседка по кличке «прокурорша», без которой «ни одна вода не освятится».

– Шалава ты, Мотря! Как зенки твои от стыда не полопались? Схаменись, побойся Бога!-

– Бабы, люблю я Федьку! Ноги ему буду мыть и воду пить! – не отпиралась, а гордилась «обвиняемая».

– Та, шо б у тебя язык отсох, совсем с ума сошла! Зять, считай, дитя твоё, а ты с ним шашни завела! – кричала многодетная тётя Вера.

– Грех, какой! Нет на тебе, Матрёна, креста! За такое паскудство у нас в станице тебя на первом суку бабы повесили бы! – подключилась Полинина мама.

Она видит Полину с портфелем, идущую из школы, и строго приказывает:

– Быстро домой! Нечего тут слушать сплетни бабские!-

Вспомнилась и школьная учительница по кличке «Курица» – средних лет некрасивая худая женщина с подростковыми прыщами на лице. Очень уж она любила организовывать выезд восьмиклассников на природу. Там своё костлявое тело с веснушчатой кожей она облачала в купальник и принималась проводить странный тренинг по туризму, по очереди вызывая мальчиков в палатку. Минут через двадцать красные и взлохмаченные они выскакивали из палатки. Быстрее всех появился Руслан, виновато взглянул на Полину. Что-то противное до слёз обидное сдавило ей горло…

– Какие теперь отношения у мамы с членами семьи? – спросила Полина Таню.

– А ничего не изменилось, всё тоже: мамка боится мужа, жалеет Зойку, Сашку, Оксанку! А меня мамка ненавидит!-

– Выдумываешь, не может мать ненавидеть своего ребёнка, это противоестественно! – совсем расстроилась Полина.

– Ничего я не выдумываю, мамка говорит, что зря не задавила меня своими собственными руками, когда я только вылупилась! Меня она и дочкой не называет – «гавно, которое она высрала»!-

– Прикуси язык, страшные слова ты говоришь! Не верю и ещё раз не верю! – прикрикнула Полина, закрыв лицо ладонями.

Жизненная реалия поражала, порождая ненависть и жалость, брезгливость и сочувствие к чужим исковерканным судьбам. Эмоции спорили и не могли меж собой договориться.

– Тётя Полина, вы плачете?-

– Нет, я не плачу. Но всё это слишком горько слышать…-

Печально, не по-детски, смотрела Таня.

– Теперь и вы меня ненавидите?-

– Почему ты так решила?-