Сергей Аксу: Нет на земле твоего короля… История любви

Лика залилась веселым смехом:

– Какой дегустатор, Миш? Какой нюх? Нюх у собак! У людей – обоняние. И дегустаторы – это те, кто пробуют, а те, кто нюхают – нюхачи.

– Ну, пусть обоняние, хотя по-моему какая разница, – пожал плечами Миша, ничуть не смутившись. – Так ты тоже этот фильм видела?

– Еще бы. Мужика того, между прочим, мой любимый литовский актер играл – Юозас Будрайтис.

– Сильно любимый? Сильно-сильно?

– Еще чего не хватало – ревнуешь?

– Кончено. Даже к дождю ревную, потому что он все время на твоих губах капли оставляет.

Лика смотрела на него и в который раз удивлялась – как в нем сочетались простота и даже наивность с такой чуткой нежностью и романтикой?

– Не волнуйся, дорогой. Я тебя и с насморком люблю и никому никогда не отдам.

Она провела рукой по его щеке.

– Ты славный. Ты такой славный, Мишка. Я тебя так люблю.

– О, хвала Всевышнему! Он услышал мою мольбу!

– Слушай, я сейчас и правда простужусь. У тебя, кажется, появилась идея? Или передумал уже?

– Айн момэнт, сударыня! Где-то у меня был его телефончик, правда, тыщу лет ему не звонил, – Миша извлек из кармана записную книжку и стал ее перелистывать.

– Ага, вот он! Сейчас мы ему звякнем из «автомата». Он наверняка дома. Кирюха не любит нигде шляться, по характеру отпетый домосед. Так у нас есть все шансы.

Выйдя на улицу, они быстрым шагом дошли до ближайшего телефона-автомата. В кабинке стоял неприятный запах мочи.

– Вот, козлы! – выругался, морщась, Миша. – Троглодиты какие-то, другого места как будто нельзя было найти! Полнейший дебилизм! Хорошо хоть, трубку не оторвали, скоты!

Лика молчала. Она не любила, когда Миша ругался. Она вообще не любила жестких выражений и агрессии. Но представить Мишу без «что в голове, то и на языке» было невозможно. И она понимала, что стоит за этим, и не сердилась.

Миша разговаривал по телефону и смотрел через окно будки на одиноко стоящую под зонтом Лику. Она казалась хрупкой и абсолютно беззащитной. Он не настаивал на афишировании их любви именно по этой причине – он боялся за нее. За то, что она не выдержит напора злобной толпы. За то, что боль окажется для нее слишком сильна. И он соглашался мотаться, как подростки, по чужим квартирам, прятаться, скрывать, любить урывками, вымаливать у судьбы счастливые моменты, лишь бы оградить ее от боли. Ему было мало дела до ее пингвина-мужа, только ради нее он был согласен ждать. Пусть сама решит, когда. Пусть сама подберет момент. Он просто будет рядом.

Он вышел и телефонной будки.

– Все в порядке! Кирилл дома! Ждет нас. Едем!

– Что, так вот просто заявимся с пустыми руками? Миша, как-то неудобно.

– Неудобно на потолке спать, а мы купим бутылочку хорошего вина, шоколадных конфет. «Кара-кум» – его слабость. Он, знаешь, такой сластена!

– Ты так хорошо его знаешь?

– Кирилла? Да с самого детства! Мировой парень, со странностями, конечно, немного. Не такой как все.

– Что имеешь в виду?

– Увидишь. Но это все не важно. Главное, друг он надежный, а остальное – чепуха.

Кирилл действительно жил совсем близко. Им пришлось проехать всего три остановки и они уже оказались рядом с его домом. Поднялись на второй этаж. После тихого звонка, дверь им открыл высокий щекастый увалень в очках, Кирилл. Эдакий местный Гаргантюа. Он очень обрадовался встрече, долго тискал Мишу в своих могучих объятиях, потом его представили очаровательной гостье.

– Добро пожаловать в мою скромную берлогу.

Он выглядел немного смущенным появлением красивой молодой женщины и от того его движения были еще более неуклюжими.

– Проходите в гостиную, не стойте в прихожей.

«Берлога» Кирилла представляла собой просторную трехкомнатную квартиру, окнами выходившую тихий сквер. Жил он здесь с бабушкой, родители его погибли в той самой страшной железнодорожной катастрофе 4 июня 1989 года под Уфой, когда из-за неисправности газопровода произошел взрыв. В эпицентре взрыва оказались два встречных поезда Адлер – Новосибирск и Новосибирск – Адлер. Миша заранее предупредил Лику, чтобы она не интересовалась родителями, воспоминания до сих пор были очень болезненными для Кирилла. Воспитание Кирилла легло на плечи бабушки, других родственников у него не было, кроме двоюродной тетки где-то на Алтае.

Кирилл провел гостей в просторную комнату, где в глубоком кожаном кресле дремал здоровенный полосатый котище. Комната была похожа на настоящий маленький музей, забита до предела дореволюционной мебелью, на стенах висели в рамках старые пожелтевшие фотографии начала века, у окна двухтумбовый письменный стол с массивной резной столешницей, с бронзовым чернильным прибором в виде двух тевтонских рыцарей, книжные шкафы, ломящиеся от старых книг.