Дмитрий Луговой - Стражи. Миссия Марсенера

Старик легонько подтолкнул внучку ладонью в спину, но и этого хватило Валери, чтобы, судорожно перебирая ногами в попытке не упасть, пролететь до самой кровати и рухнуть на нее.

Пока девушка переворачивалась с живота на спину, а затем из положения лежа переходила в положение сидя, Бернард изящным движением подцепил носком туфли стоявший возле компьютерного стола стул, подтянул его к себе и, скрестив руки на животе, опустился на сиденье.

– Послушай меня, дорогая Валери, – произнес он, когда внучка наконец села. – Я – убежденный человеконенавистник. Мне неприятно общество любого представителя данного животного вида. Разница лишь в том, что некоторых из людей я могу терпеть какое-то время. Надеюсь, ты из их числа. А эта комната оборудована специально для тебя с одной лишь целью: чтобы тебе было чем заняться, и ты не мельтешила у меня перед глазами. Понятно?

Тяжелый взгляд карих глаз уперся в лицо Валери, и ей отчего-то стало весьма неуютно. Не к месту вспомнился недавно виденный фильм ужасов о маньяке, жившем в лесу и убивавшем заблудившихся в нем путников. Актер, исполнявший его роль, был чем-то похож на Бернарда.

– Если тебе так неприятно общество людей, – через силу произнесла Валери, – то зачем ты вообще согласился на то, чтобы я жила с тобой? Мог бы просто отказаться. Не думаю, что для мамы это стало таким уж большим сюрпризом. Ты ведь бросил ее еще до рождения!

Бернард медленно сомкнул веки, словно слова внучки причинили ему душевную боль, но когда он вновь открыл глаза, голос его звучал ровно и спокойно.

– Я не бросал твою мать. Еще в момент нашей первой встречи с твоей бабкой, я предупредил ее, что не хочу детей. Когда же она вопреки этому предупреждению забеременела, я велел ей сделать аборт. Она отказалась – и была вынуждена уйти. Но я не отказывался ни от своей дочери, ни от тебя, своей внучки. Как ты знаешь, каждый год я присылаю вам деньги, хотя решения суда, обязывающего меня это делать, нет и в помине.

У Валери мелькнула мысль, что занятая Бернардом позиция весьма удобна для него: мол, это не я такой плохой, а твоя бабка – дура, что решила родить ребенка!

Однако ввязываться в бессмысленный спор с дедом она не стала. В конце концов, что еще можно было ждать от человека, который открытым текстом говорит о себе как о человеконенавистнике.

– Что же касается причин моего согласия на твое проживание в этом доме, – продолжал тем временем Бернард, – то их несколько. Но основная состоит в том, что твоя мать буквально вымаливала у меня это согласие. Наверное, если бы мы разговаривали не по телефону, а лично, она бы даже встала на колени.

– Не может быть! – качнула головой Валери. – Ей, конечно, тяжело после смерти отца, но не до такой степени, чтобы унижаться перед тобой!

– Думай, что хочешь, но я сказал правду, – ответил девушке дед. – А теперь перейдем к правилам проживания в этом доме.

Валери приготовилась выслушать длинный монолог с перечислением десятков, если не сотен глупых запретов, которым ей предстоит следовать, но список оказался достаточно короток.

Правило первое: Валери разрешено гулять где угодно и с кем угодно, но два раза в день, в десять вечера и пять утра, она должна отмечаться дома.

Правило второе: она имеет право заходить в любую комнату, кроме личного кабинета Бернарда, который скрывался за той самой, металлической, дверью.

Правило третье: за нарушение первых двух правил следует наказание – двадцать ударов розгами по ягодицам.

Закончив зачитывать правила, Бернард повел Валери знакомиться с домом.

На третьем этаже, помимо непосредственно спальни девушки, располагалась также ванная комната, которую Бернард предоставляет в ее, Валери, полное распоряжение.

Ванная комната, надо отметить, поразила девушку своими размерами. Она-то готовилась к тому, что в здешних глухих местах ей придется довольствоваться каким-нибудь дешевеньким душем, в котором и повернуться-то можно с трудом, но все оказалось немного не так.

В доме Бернарда оказалось достаточно места, чтобы разместить в ванной комнате и приличных размеров душевую кабину, и широкую и глубокую ванну с гидромассажем и прочими наворотами.

На втором этаже дома находилась одна-единственная комната, похожая на библиотеку какого-нибудь музея, только слегка уступавшая ей в размерах. Те же ряды стеллажей, в два человеческих роста; компьютерная картотека, позволяющая найти ячейку, в которой хранится та или иная книга; узкие проходы, в которых с трудом можно было разойтись двум человекам; немного давящая на мозг тишина; и тихое поскрипывание досок под ногами редких посетителей.