Людмила Сердюковская - Элеватор

– Вы что ведете весь учет вручную? Не в электронном виде?

– В каком еще виде? Да у нас компьютеров две штуки всего на все управление, и то недавно появились, Тимур Владимирович завез. Мы еще и работать с ними толком не научились. Так что разбирайтесь с тем, что есть, – женщины демонстративно развернулись и направились к выходу. Только одна, дородная и круглолицая, обернулась: – сейчас батарею прикатим, высушите свои штиблеты.

Яна растерянно перекладывала папки, читала заголовки, криво надписанные фломастерами. Двухтысячный год на дворе, а в этом захолустье, кажется, еще на счетах считают. Оглядевшись, все-таки обнаружила калькулятор. Через полчаса пожилой мужчина в ватнике втащил обогреватель, куражевский символ уюта:

– Доброго здоровьичка. Вот это красавица к нам пожаловала! Это вас тут, что ли, обогреть надо? Обращайтесь, если что, всегда рады. Меня Палычем зовут, я тут на все руки мастер. И завхоз, и водитель, и приемщик, и если отремонтировать что. А вы к нам надолго? Так не по погодке нашей оделись, и фасонисто так. Мы тут больше по-простому, в полях, знаете, за модой не следим. Тут одна мода, потеплее и чтоб сапоги не протекали. Так вы, это, вроде как с проверкой?

– Почти. Спасибо, если мне нужна будет ваша помощь, я вас позову.

Еле выпроводила любопытного мужичка. Подкатила обогреватель к столу, разулась, вытянула мокрые, промерзшие до ощутимых судорог ступни навстречу теплу. Что теперь будет с любимыми ботильонами? Кожа тонкая, после такой сушки покорежится. Жалко. Несколько раз громко чихнула, тронула лоб. Кажется, температура поднимается. В окне Ильясов добирался через лужи к своему мерседесу. Перепрыгивает весело, совсем по-мальчишечьи, а лицо злое, глаза выпучил, орет что-то в мобильный, нервно руками машет. На секунду поймал ее взгляд в окне, едва успела опустить глаза. Подмигнул, или это ей показалось? Тело передернула горячечная волна, то ли от начинающейся болезни, то ли от смутного волнения, пробежала легким током от руки, той самой, которая кожей еще ощущала крепкое сжатие. Судорожно потерла ладонь, словно стирая невидимый след. Невоспитанный нахал, как с ним вообще можно работать? Видно, мнит себя здесь царем и богом. Не собирается ничего показывать, объяснять? Ну и не надо, она сама в два счета разберется. Яна отвернулась и решительно пододвинула сегрегатор с затертой наклейкой «Баланс».

В работу на элеваторе бросилась слету, стараясь не обращать внимания на простуду и неудобства. С температурой, в перманентно замерзшем состоянии силилась охватить все и сразу: перебирала кипы разрозненных документов, исследовала рабочие помещения, бегая от транспортеров к хранилищам, от кабинетов к лабораториям. Из разных дверей в обшарпанных коридорах на стук ее каблуков осторожно выглядывали сотрудники. Неприветливые, настороженные, от бухгалтеров до приемщиков и кладовщиков, на все вопросы испуганно шарахались:

– А че я? Я ниче не знаю. Я человек маленький. Вон, к начальству обращайтесь.

Только разговорчивый Палыч то ли из жалости, то ли из желания перекинуться с кем-то словечком охотно откликался, весело сыпал мелким говорком, по делу и без дела:

– Да на ладан этот элеватор дышит. Тут куда не ткнись – везде ремонт нужен. Крыша течет, сушилка сломалась. В лаборатории приборы паутиной затянуло. Разворовано все, что плохо лежало. Что ж ты хочешь, элеватор лет пять вообще стоял, а город – без денег и без работы. Вот только как Тимур Владимирович пришел, жизнь понемногу налаживаться стала, зерно поехало, зарплату платят. Тимур парень толковый, хоть и из бандитов, и нрава крутого, но здесь за него все горой. И надо же, говорят, продают наш элеватор, или уже продали, я чего-то там не понял, но Тимура уберут, и что теперь будет с нами, неизвестно. Так что сама понимаешь, не очень-то тебе тут рады. И, это, ты тут на своих ходулях ноги свернешь, и костюмчик попортишь. Идем, у меня там спецовки всякие есть. Может чуть велики будут, зато чистые, ей богу.

Яна брезгливо морщилась:

– Да нет уж, благодарю. Вы бы мне лучше рассказали, как приемка зерна ведется, как обрабатывается, как хранится?

– А че тут рассказывать? Иди, смотри, глаза ж на месте, вот как видишь, так все и есть. Ну, я побег, а то там на весовой ждут.

На второй день не выдержала. Суставы ломило, из носа текло, шов на юбке все-таки треснул. Спотыкаясь, спустилась в подсобку.

– Виктор Павлович, давайте, что там за спецовки, только поновее. И обувь какую-нибудь. А то некогда разбираться, где в этом захолустье одежда продается.