Сергей Аксу - Щенки и псы войны

Ромка сплюнул.

«Вот такие, наши пироги! Серега-земляк уже, наверное, дома. Отправили его вместе с ранеными еще в начале месяца в родную часть. Досталось ему, конечно, здорово! Отморозил ноги, застудил легкие, когда были в горах, да и «крыша» у него, похоже, поехала. Да еще новый ротный, сволочь, нос свернул на бок. Зато теперь дома! В тепле! Балдеет! Лучше быть со сломанным носом, чем «грузом двести».

«Груз 200». Вчера двух «двухсотых» отправили домой, двух ребят-десантников. Накануне подняли утром по тревоге, выехали в Мескер-Юрт на «зачистку». Поступили оперативные данные, что там находится кто-то из полевых командиров. Стоял туман, видимость паршивая, метров в двадцати уже ничего не видно. Дорога ни к черту: узкая, сплошные крутые подъемы и спуски. «Бэтры» юзят, гуляют из стороны в сторону по сырой глине. Впереди колонны десантники, «вэвэшники» в середине, замыкает СОБР на «Уралах». Не едем, а ползем как черепахи. Сплошные заносы, того и гляди, сыграешь с крутого обрыва. Проехали около часа, когда на фугасе подорвался головной «бэтр», тяжело ранило водителя, есть контуженные. Поступила команда: разворачиваться и возвращаться в Ножай-Юрт. На обратном пути все и случилось. Один из «бэтров» потащило по жидкой грязи, и он завалился. Двоих ребят, из тех, что ехали на броне, задавило насмерть. А они даже ни разу на «боевых» не были, только что прибыли с новым пополнением».

Ромка шмыгнул носом. Кругом ни души, только дряхлый аксакал в каракулевой папахе проковылял, опираясь на палку, да какая-то визгливая баба уж с полчаса голосит на соседней улице. Пашка по-прежнему с безразличным лицом неподвижно сидит под деревом, изредка нервно вздрагивая, словно лошадь от укуса овода. Из-под каски торчит рыжим пятном опаленная шапка.

«Пашка, мировой парень. Вот только после тех месяцев в горах стал каким-то замкнутым, молчаливым. Все ему по фигу. А ведь когда под Кизляром в окопах сидели, какие он песни под гитару пел, какие шуточки отмачивал. А сейчас как неживой, в глазах такая тоска, что даже жутко становится. Движения вялые, как у зомби. Ночью в палатке зароется в спальный мешок с головой и воет во сне, как одинокий волк, или мать зовет. Да, тогда в августе под Кизляром было неплохо, главное – тепло. И ротный был что надо! Капитан Шилов! Гонял, конечно, будь здоров, но мужик был свой в доску! Жаль, что после трех месяцев командировки уехал домой. Когда уезжал, сказал прощаясь: «Простите меня, ребята, что бросаю вас в этих проклятых горах! Честно сказать, думал, командировка у нас будет другой. Думал, будем загорать, есть виноград, ловить рыбу. А как вышло, сами видите. Сюда я больше не вернусь, приеду в часть и сразу же уволюсь подчистую».

Ромка обернулся. Через несколько домов от них маячила с перебинтованной рукой плотная фигура «собровца» Виталия Исаева, который десять дней назад подорвался на растяжке.

Было это на Рождество. После взятия господствующей высоты десантники окружили село. В Зандак на зачистку вошли внутренние войска. В тот день Ромка, как обычно, занимал позицию снаружи. Степан с братом-близнецом Виталием скрылись за воротами. Вдруг во дворе рвануло, аж земля дрогнула. Ромка бросился к калитке, навстречу ему вывалился, сгорбившись, посеревший Виталий.

– Черножопые гады, бля! – цедил он сквозь зубы, морщась от боли, поддерживая разодранную окровавленную руку. С растопыренных прокуренных пальцев на снег капала кровь, вырисовывая на нем алыми кляксами затейливые узоры. Левая сторона лица вместе с бородой тоже была вся в крови. Во дворе слышались длинные пулеметные очереди и звон бьющихся вдребезги стекол: озверевший Степан мстил за брата. Сарай буквально на глазах превращался в решето, отчаянно кудахтали куры, стоял кромешный гвалт. Степан повернулся к дому и дал несколько очередей, во все стороны посыпались труха от саманных стен, щепки и брызги стекол.

Виталий подорвался на гранате, которая без чеки покоилась под колесом небольшой двухколесной тележки, находящейся перед курятником. Подойдя к сараю, «собровец» оттолкнул ее, чтобы проверить помещение. Едва он распахнул дверь, сбоку раздался оглушительный взрыв. Осколками ему здорово посекло руку и ободрало левую щеку. Волею случая тележка, таившая смертоносный сюрприз, спасла ему жизнь, защитив его от осколков. В медсанбате он долго не задержался, забинтованный продолжал выезжать на операции, не хотел оставлять своего брата.

Ромка снова сплюнул. Хотелось курить. Вновь вспомнились теплые степные деньки. Правда, работенки тогда было много, приходилось целыми днями копать окопы и рвы под бронетехнику. Обливались соленым потом под палящим солнцем, мучила жажда, зато было тепло и фруктов завались. Помнится, с Валеркой Шабановым забрались в брошенный сад, набили полные мешки яблок и слив, еле до заставы доволокли. Тогда Шилов такой разгон им устроил, что небо с овчинку показалось. Шабану не повезло еще в самом начале. Словил пулю в живот, когда голышом копали ров под нашу «бээмпешку» на берегу Терека. Чеченский снайпер его снял с того берега. Потом ребята буквально живого места от той «зеленки» не оставили. Все в пух и прах разнесли из крупнокалиберных пулеметов.