Александр Амурчик - Ералаш. Elisir d’amore. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 6

«Второе место среди официантов республики в обычном разряде присвоено Савве А-ву», – услышали мы далее. Все стали удивленно на меня оглядываться, а я чуть не заржал. «Он, скажу я вам, очень старался, а также грамотно работал с книгой отзывов и предложений, – заметила Мамочка, оторвав глаза от листка, – так что, коллеги, возьмите себе этот факт на вооружение. Думать надо не только о левых заработках, но также и о престиже. В этом плане Савва – работник новой формации. У таких надо учиться».

P.S. Кстати, сразу же по приезду в родной город я обнаружил в своем почтовом ящике невзрачный квадратик тонкой серой бумаги – повестку в прокуратуру. Следующим же утром я отправился туда – благо все равно было по пути на работу.

Наша районная прокуратура размещалась в отдельно стоящем на перекрестке улиц в одноэтажном неприметном здании, сразу за которым начинался городской парк. Заместитель прокурора Марченко, старый мой знакомый, чья фамилия значилась в повестке, принял меня необычайно любезно и ласково.

– Давай, Савва, заходи и присаживайся, вот тебе ручка, вот тебе листочки. Тут, понимаешь, какое дело… Напиши нам, как у тебя все эти годы складывались отношения с твоим директором общепита – Наиной Васильевной. Все подробно: как и на каких условиях она тебя на работу принимала, сколько, когда и где ты давал ей денег, сколько раз и с кем она выпивала за твой счет, в смысле не рассчитывалась – все в свободной, повествовательной форме. Не помнишь дат, пиши примерно. Замечу тебе, что это все так, для проформы, ваши работники уже все основное написали, а ты нам нужен просто для количества, директор ваша хоть так, хоть этак в ближайшем будущем с работы слетит и отправится под суд. В общем, ты напиши все, что тебе подсказывает твоя гражданская совесть. – Он замолчал и, тогда я поднял глаза и посмотрел на него в упор.

Марченко отвел свой взгляд, а после паузы продолжил:

– Давай-давай, ничего и никого не бойся, она в любом случае начальником больше работать не будет. Потому что взяточница. Высказывайся честно и откровенно. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя использовали, ты простой работник.

– Да, – кивнув, подтвердил я, – я простой труженик бутылки и мензурки.

– Ну вот, видишь, как ты меня хорошо понимаешь, – сказал он, задумчиво пожевав губами. – Ну, не буду тебе мешать, пойду, у меня есть и другие дела. Через полчаса вернусь, надеюсь, справишься.

Когда Марченко вернулся, передо мной на столе по-прежнему лежал девственно чистый лист бумаги.

– Ну, что же ты, Савва? Гражданин ты, надо признать, несознательный. – Голос его из тихого стал громовым. – Советую написать все, как было, не раздражай меня, мы тут в бирюльки не играем. Я даю тебе еще час. Подойди к этому делу со всей серьезностью! Кстати, твое будущее тоже в какой-то мере зависит от того, что ты сейчас напишешь.

– В смысле? – откинулся я в кресле.

– В смысле, если ты не напишешь то, что я тебе сказал, я припомню тебе все: и драки в ресторане с твоим участием, и совращение малолетних, и изнасилования… Да-да, изнасилования, может, ты хочешь мне сказать, что их не было? Имя Вячеслава Елдакова о чем-нибудь тебе говорит? То-то же. Мы тебя жалели, прикрывали, потому что прежний прокурор говорил нам, чтобы мы смотрели на ваше баловство сквозь пальцы. Видать, выпивал там, у вас, вот и говорил так. Мы и смотрели сквозь пальцы – но теперь, если ты надумал умничать, то уже очень скоро будешь смотреть на меня сквозь решетку, понял. Я – с этой стороны, где честные люди, а ты с той, где преступники. Потому что то, что вы делали и сейчас делаете, вовсе не баловство. У нас в районе теперь новый прокурор, поэтому не надейся на прежнее снисходительное отношение к себе, этот номер уже не пройдет.

– Все везде одно и то же, – пробормотал я еле слышно, так как от его слов неприятно стеснило грудь.

– Что ты говоришь? – не расслышал Марченко.

– Я должен еще подумать, – сказал я уже громче.

Марченко поглядел на часы.

– Ну, еще час я тебе обещал. Хочешь, закрою тебя здесь, в кабинете, чтобы лучше думалось? Или, может, сразу в камеру, а? Шучу-шучу.

– Я не убегу. А чего бежать, здесь у вас хорошо: прохладно, кресло мягкое, посторонние здесь не крутятся, по пустякам не беспокоят; и вообще, наверное, обходят этот домик стороной. Часок, пожалуй, выдержу.

– Вот-вот, ты подумай, а я пошел.

Прошло еще около двух часов, я успел за это время перебрать у него на столе и в шкафчиках все бумаги, даже подергал ручку сейфа, но он был закрыт.