Ксемуюм Бакланов - Там за туманами. Балтийские грёзы. Часть 1

Впервые я пожалел, о «тлетворной» привычке никогда не отчитываться, сколько у меня денег и зачем они нужны мне в таком количестве именно сегодня, крупные суммы носил в кармане всегда и неукоснительно. Эта повелось еще с тех времён, когда приходилось закрывать зарплату рабочим, число которых доходило до ста семидесяти, да и в любой момент могла возникнуть необходимость в дополнительных затратах на материалы или инструменты, а так же на «подкуп Президента» или других высокопоставленных чиновников всяких рангов и мастей, оптом или в розницу. Уже гораздо позже снялась эта головная боль, клади себе на карточку хоть миллион, хоть десять и гуляй спокойно, не с оттопыренной сумкой на пару кило, а с тоненьким декоративным аксессуаром в виде кошелька (терпеть не мог ни того, ни другого).

Это я про то, что деньги у меня были всегда. В молодости, скорее всего меня испортило море, так, во всяком случае, считает моя мама. После мореходки работал сначала вторым радистом, потом начальником радиостанции в Дальневосточном морском пароходстве. Контрабандой занимался по-чёрному, ходил в основном на Японию, реже на Сингапур. Япония для моряка-контрабандиста на рубеже семидесятых – восьмидесятых была просто Клондайком, да и Сингапур не хуже, только рейсы длиннее. Магнитофоны, видики, плеера, ковры, шмотки, всё это пользовалось повышенным спросом в стране, напрочь лишённой своей индустрии, способной самостоятельно производить подобные вещи. Порт Восточный – Йокогама, Порт Восточный – Кобе. Плечо на контейнеровозе короткое, семь – восемь дней.

И опять затариваешься туда часами, золотом, водкой и прочим, назад «колониальными товарами», не забыв конечно и про стражей – таможенников. Чтили библейские законы, не все же себе, оставляли так же «всякой птице, что под небом, да всякой твари, что на земле». Ну в общем денег у меня всегда было, как у дурака махорки.

Первая жена Лида, конечно же, была рада получить свой кусочек внимания, как в натуральном, так и в денежном эквиваленте по моему приходу, и тоже, нет-нет, да почитывала библию, поэтому по моему отходу щедро делилась всем полученным в части его натуральной составляющей с некоторыми страждущими, благо их во Владике всегда было в изобилии. Да и сам я нередко выступал в этой же роли в различных портах, как в Союзе, так и за его пределами. Ну что же, такой паритет, очевидно, устраивал нас обоих по умолчанию.

Отцу с мамой регулярно, каждый месяц высылал переводы в размере своего оклада и не подозревал, что они мне всё складывали на книжку. Дескать, когда-нибудь я оценю их родительскую любовь и умру от счастья, увидев, сколько денег они мне накопили. Ключи от этого счастья отдали мне уже когда я женился во второй раз, при рождении сына Кости, аж в одна тысяча девятьсот девяностом году от Рождества Христова. У меня в горле пересохло, когда я увидел, как они распорядились теми деньгами, в свое время достаточно неплохими. Ну, а тогда, я переобул на них свою «шоху» и на сдачу погулял с друзьями в кабаке.

Возвращаясь к делам дальневосточным, могу сказать лишь одно – жизнь была прекрасна и замечательна и чего бы мне не жить той жизнью, так нет же – «перемен, мы ждём перемен». Решил перебираться на Запад, поближе к родне. С этого момента и начались те самые перемены в моей жизни, да и не только в моей.

После нашего переезда на Украину совсем разладились отношения с Лидой и вскоре мы расстались. У меня начался новый период, я его впоследствии назвал «междужёньем». Он протекал слишком уж бурно и если бы не ряд обстоятельств, последовавших одно за другим, то, не известно, чем бы все это закончилось. А так я, хоть и изрядно потрёпанный, с припухлостями на лице, женился таки во второй раз практически через полтора года после развода. Другими словами, «не долго музыка играла».

И вот еду и думаю обо все этом одновременно. Как всё-таки странно устроен человеческий мозг, ума нет, а мысли есть. И перелетали они неугомонные с места на место, с одного эпизода на другой, собрать их в кучу не было никакой возможности, да и желания, если честно.

Не давало покоя, что скорее всего напрасны все эти потуги, что годы ушли и море меня не примет назад в свои радушные объятия и не будет лелеять и пестовать, как раньше, во времена, когда мне давалось и прощалось так много, что если вспоминать всё это, выглядеть будет совсем уж смехотворно и неправдоподобно, как в каком-то гротеске.