Анна Хачатрян - Гертруда Мамоновна - ведьмы рулят!

– Эй, Маруся, алло, аллоооо, ну слышишь ты меня – Герти вертела в руках телефон и по старой привычке дула в трубку, пытаясь преодолеть помехи, которых не было и в помине.

– Герти, перестань кричать и дуть мне в ухо – я только успела посмотреть на часы, которые только-только показывали пять часов утра.

– Ты что еще спишь? И не стыдно? – Сама Герти, конечно, все еще лежала в кровати, но в трубку продолжала вещать – я в отличие от некоторых уже встала, убрала весь дом, натаскала воды, приняла душ и хочу есть.

Я в процессе всей этой речи то закатывала глаза, то зевала и думала: «Конечно, убрала она и натаскала. Из водопровода натаскала, Карга старая».

– Герти, чего ты хочешь, у меня в кои-то веки сегодня выходной, дай поваляться.

– Нечего бока належивать, жир копиться во время сна в особо больших количествах, жду тебя через двадцать минут в кафе «у Кики».

Кафе «у Кики» – единственное место в нашем городе, которое двадцать четыре часа в сутки без перерыва пахало на всех: сначала на полуночников, а потом и дневных зевак. Оно располагалось на центральной улице города, сразу через дорогу от наших с Герти домов. А тот факт, что сестра дала мне аж двадцать минут на сборы, говорило только об одном «что-то произошло, и Герти набиралась храбрости мне об этом поведать». Любопытство и долгие годы совместного пребывания в одном кабинете, соседних домах, трех браках Герти и ни одного моего заставили меня собраться в рекордно короткие сроки.

Я вбежала в кафе ровно через двадцать две минуты, конечно без макияжа и с кукушкой на голове. Герти при полном параде уже восседала во главе стола, того самого нашего: у окна, и лицом к двери. 3аметив меня, она на весь зал прокричала:

– Ну что ты за существо такое, целых двадцать минут дала, а ты даже не успела умыться.

– Угомонись, что случилось? – спросила я, плюхаясь на стул с дикой отдышкой и стучащим на всех порах сердцем.

– Ничего, хочу есть, – говорила моя старшая шестиюродная сестра, при этом тайком отодвигая от меня газету.

– Ладно, давай заказывать.

– Все уже давно заказано, – Герти стала загибать пальцы – блинчики с клюквенным джемом, яичница с помидорами, сырники со сметаной, чайник чая, тебе кофе, ну и так по мелочи: пара пирожков с печенью.

– Кики, сделай мне пару бутербродов с сыром к кофе – крикнула я, подозревая, что блинчиков с клюквой, так же, как и всего остального, мне просто не достанется.

– Фу, сыр сутра, ужас – только продукты переводишь.

Пока мы делали заказ, дверной колокольчик зазвенел, и в кафе вломился Саныч, шумно всех приветствуя:

– Девчоночки, а я вас заметил через окно и решил разделить с вами утреннюю чашечку кофе.

– На халяву позавтракать ты решил, Саныч, – сказала Герти, тем самым разрешая ему к нам присоединится. Герти всегда таяла, как только наш старичок появлялся в поле ее зрения. Саныч был тайно влюблен в нашу Герти, а та нагло пользовалась своим положением и не упускала момент пофлиртовать с горе-любовничком (так она его называла).

Саныч сел на свободный стул и по-хозяйски вырвал из-под рук Герти газету. Ее якобы протест, он проигнорировал и уткнулся в изучение первой страницы.

– Ты посмотри-ка, – стал читать вслух леший, – «В гималайских горах был замечен след йети. Как сообщают очевидцы, след привел их к опушке леса, где вдали они и увидели огромного по размерам человека сплошь в волосах белого цвета, с длинными ушами как у спаниеля и страшным взглядом голубых глаз». Вот индюки, они думают, что смогли разглядеть цвет глаз. Вот спрашивается, чего ему, йети, делать в этих самых Гималаях. Климат совсем на него не рассчитанный, вот дремучий народ.

– Пишут всякий бред, – одернула его Герти в попытке вернуть назад газету. – И не обижай бедных индюков, добрейшие создания. Один такой мне раз в месяц подкидывает свежих яичек на завтрак.

– Герти, ты себя слышишь? Какие они добрейшие, если свои собственные яйца тебе продают за деньги? – негодовал Саныч.

– Много ты понимаешь, у них этих яиц море, а как всех прокормить? Ты об этом подумал. Идеалист, тоже мне. Вот они и кормят одних за счет других. У нас капитализм вообще-то. Кушать всем надо. И им, и мне, и тебе между прочим тоже.

Пока наши голубки спорили о гуманности и вреде животной пищи, я потихоньку утащила газету и продолжила читать заметку.