Роман Казимирский - Иллюзия ошибки

Состоялись похороны, мы долго принимали соболезнования – мама, не привыкшая к такому вниманию, выставляла меня, как щит, перед каждым новым гостем, который приходил, чтобы произнести дежурные слова о том, как ему жаль, грустно, больно и пр. Когда положенный срок траура подошел к концу, мы с удивлением обнаружили, что смерть главы семейства на это самое семейство почти никак не повлияла. Если, конечно, не считать того, что теперь каждый из нас делал все, что хотел и когда хотел. Так что мы даже почувствовали какое-то облегчение, хотя, наверное, нехорошо так говорить о родном человеке. В общем, мы жили в достатке и без определенных планов на жизнь, пока не началась она. Война, пришедшая в наши дома, сначала вела себя как вежливый почтальон – постучалась в двери, почтительно приподняла кепку и с улыбкой сообщила о том, что теперь все будет чуточку иначе. Мы поблагодарили за информацию и продолжили заниматься каждый своим делом. Однако почтальон стал наведываться все чаще, и с каждым разом его визиты становились все продолжительнее, а письма и телеграммы – настойчивее. В конце концов, он поселился у нас, заняв самую просторную комнату, которую мы берегли для наиболее почетных гостей. Вокруг нас стали пропадать люди. Жил себе человек – и вот его нет, словно никогда и не было. Среди соседей поползли слухи о том, что все это дело рук гестапо, однако тайная полиция Третьего рейха, которая обычно не считала нужным отчитываться перед кем бы то ни было в своих действиях, на этот раз вдруг решила дать официальный ответ, в котором заявила о своей непричастности ко всем этим происшествиям. Впрочем, это никак не изменило настоящего положения дел – люди продолжали пропадать. Причем ни их возраст, ни социальный статус не позволяли говорить о какой-то политической подоплеке. Всего за полгода бесследно исчезли больше пятидесяти человек, и это только те, о которых я знал. Среди них были мои одноклассники и соседи, а также те, имен которых я не знал: молочник, доставлявший нам свежие продукты на протяжении нескольких последних лет, мальчишка-разносчик газет, продавец из скобяной лавки недалеко от центра города. Правда, с ним было все ясно – он был евреем и, скорее всего, его арестовали по национальному признаку. Признаться, мне было его жаль, он всегда здоровался со мной и с улыбкой интересовался здоровьем матушки. Со временем мы с приятелями настолько привыкли к кошмару, который происходил вокруг нас, что стали тайком делать ставки на то, кто станет следующим – фрау Бюннер, сумасшедшая старуха, жившая на окраине города, обычно была лидером по количеству набранных голосов, однако как раз она будто никого и не интересовала. Каждый божий день мы наблюдали за тем, как эта старая карга, гримасничая и бормоча себе что-то под нос, ковыляла по каменной мостовой к центру города, а оттуда направлялась строго на юг – в сторону Зиммеринга. Много раз мы пытались с ней заговорить, но она не отвечала ни на приветствия, ни на вопросы. В конце концов, мы отстали – мне и моим друзьям претила сама мысль о том, что кто-то мог издеваться над ущербными. Да, я вполне мог причислить себя к золотой молодежи Вены, а положение, как говорится, обязывает.

Вероятно, со временем мне пришлось бы пополнить ряды германской армии, однако судьба распорядилась иначе. Вообще, я до конца так и не понял, что именно произошло. Тот день, когда моя жизнь навсегда изменилась, оставил в моей памяти лишь обрывочные воспоминания. Помню, как в дом ворвались полицейские, которые, грубо оттолкнув мою мать, бросившуюся было к ним, скрутили мне руки и поволокли куда-то. Все это было так неожиданно, что мне даже в голову не пришло сопротивляться. Хотя, если подумать, что мог противопоставить нескольким взрослым мужчинам щуплый семнадцатилетний юноша, которым я являлся в тот момент? Любая попытка с моей стороны в лучшем случае обернулась бы лишь ссадинами и ушибами. Впрочем, мама, похоже, была иного мнения. Как она боролась с ними! Кто бы мог предположить, что в этой забитой женщине было столько силы. Последнее, что я увидел перед тем, как меня запихали в черную машину с решетками на окнах, была сцена, в которой матушку пытались удержать сразу трое рослых мужчин, причем им удавалось это с трудом. Дальше – темнота с периодическими вспышками света, всплывающие мужские и женские лица, которые приглядывались ко мне, словно я был каким-то редким экзотическим зверьком. Одно из них было особенно настойчивым – настолько, что мне вдруг показалось, что я уже где-то его видел.