Николай Боевкин - Постоянная времени

– Пусть будут убийцы, но это не принципиально. Мне нужны люди, на которых можно положиться. Встречаются такие в уголовной среде?

– Несомненно, граф, – со знанием дела ответил Буше. – Нередко даже у самых отъявленных негодяев имеется ярко выраженный кодекс чести. Только понятия эти, как бы вам сказать… Несколько своеобразные.

– Это не так важно. Главное – чтобы были хоть какие-то. Господин д’Орсэ, тут ведь вы гораздо лучше меня понимаете что к чему. Я всецело полагаюсь на вас. Да, кстати, есть ли среди них бывшие солдаты? Наличие военной подготовки было бы большим плюсом.

– Так бы сразу и сказали, – обрадовался прево, получив хоть какую-то зацепку. – Сейчас посмотрим.

Он подошел к шкафу и стал перебирать уголовные дела.

– Вот, взгляните. Ну, фальшивомонетчики и шулеры вам не нужны, не так ли?

Граф согласно кивнул головой.

– Кидалы и взломщики, наверное, тоже.

– А кто такие – кидалы?

– Те, что продают фальшивые драгоценности.

– Ну, взломщик, возможно, мне бы и пригодился, отложите одного.

– Могу предложить отличный экземпляр – Жильбер Фурнье, один из лучших в своем деле. Только он приговорен не к казни, а сослан на галеры. Подойдет?

– Вполне.

– Что у нас дальше? Братья-близнецы Мерсье, утопили в реке королевского сборщика податей с двумя стражниками. Но налоги здесь не при чем – за сестру, кажется, мстили. Точно, – с удовлетворением заметил Буше, полистав бумаги.

– Хорошо.

– Мишель Венсан, наемник, зарезал двоих в пьяной драке, – прево вопросительно посмотрел на графа.

– То, что надо, – кивнул Грильон.

– А вот и бывший солдат, как по заказу. Жак по кличке «Кривой», фамилия неизвестна, говорит, что потерял глаз в битве при Стейнкерке. «Бретонец», то есть вор. Возможно, что и убийца. Но то, за что его приговорили сейчас, – прево брезгливо передернулся, – нет, на Жака это не похоже.

– Отлично, месье д’Орсэ. Пока достаточно, если будет нужда – зайду к вам еще раз. А этих я забираю.

– Хорошо, граф, пишите расписку, – прево пододвинул Грильону бумагу и чернильницу.

Потом он несколько раз дернул за шнур колокольчика. Никакой реакции не последовало. Прево раздраженно позвонил еще. Граф старательно переписывал фамилии из приговоров. Наконец Буше не выдержал, поднялся и высунулся из двери.

– Капрал, где тебя черти носят? – оглушительно закричал он.

Коридорное эхо разнеслось чуть ли не по всей тюрьме. На зов прибежал испуганный конвоир.

– Быстро приведи сюда Фурнье, обоих Мерсье, Венсана и Кривого, – рявкнул прево.

– Так ить Жака вешают сейчас, – пролепетал капрал.

– Где? – Грильон вскочил, бросив перо.

Чернила замысловатыми кляксами расплылись по тексту.

– Так ить там – во дворе.

– Чертов де Кревкер! – в сердцах воскликнул граф.

Со всех ног он бросился в коридор. Стражники на выходе в тюремный двор преградили ему дорогу. Грильон, не желая тратить времени на то, чтобы отдубасить их как следует, что он непременно бы сделал в другой ситуации, просто нырнул под растопыренные руки. Сбитая шляпа покатилась по полу, но поднимать ее было некогда.

Выскочив из сумерек каземата на улицу, залитую ярким солнцем, граф понял, что немного опоздал. Прямо на его глазах палач ударом ноги выбил бочонок из-под пороха, на котором стоял осужденный. Бывший солдат, а нынешний вор, в натянутом на голову черном капюшоне и со связанными руками, задергался на перекладине.

Но Грильон был не из тех, кто вот так смиряется с поражением. Чаще всего веревка сразу же ломает повешенному позвонки, но у этого проходимца шея, похоже, довольно крепкая, так что можно еще побороться.

– Именем короля! – прогремел он, подняв в воздух стаю жирных ворон, с любопытством наблюдающих за экзекуцией.

В мгновение ока граф пересек тюремный двор, неуловимым движением выхватив шпагу. Потом подпрыгнул, поскольку тело находилось довольно высоко, и молниеносным ударом разрубил веревку, рискуя отсечь висельнику макушку.

Осужденный шлепнулся на землю, тяжестью своего тела разломав на куски бочонок и извиваясь в предсмертных конвульсиях. Грильон с трудом снял веревку и сорвал капюшон.

– Ну, прямо Диоген, – усмехнулся он, отпинывая в стороны обломки бочки. – Интересно, что бы сказал в такой ситуации древний философ? Наверное, не стал бы сетовать на то, что я заслоняю ему солнце?

Нестерпимо яркий свет обрушился из могильной темноты на приговоренного к смерти; вонючий от его собственных испражнений воздух сказочной амброзией ворвался в разрывающиеся от удушья легкие. Он подумал, что уже находится в раю, не может же ад пахнуть так чудесно. Хотя странно, ведь преисподняя – самое подходящее для него место за все его прегрешения. Так всегда ему говорил священник.