Элеонора Мандалян: Зигзаги Судьбы

В семье деда сохранялись сведения о том, что род их ведет свое начало от французских гугенотов – фамилия звучала, как Вилье(р), что предки их бежали из Франции от погрома и резни, вошедшей в историю, как «Варфоломеевская ночь». Случилось это 24 августа 1572 года, накануне Дня Святого Варфоломея. В результате массового избиения гугенотов католиками, во Франции тогда погибло почти 30 тысяч гугенотов. Около 200 тысяч бежали в соседние государства – Англию, Польшу и немецкие герцогства.

В отрочестве я все выспрашивала бабушку и маму, что да как, изучала семейные альбомы и сохранившиеся документы. А потом и удалось заглянуть с помощью отыскавшихся родственников (в частности – Кирилла Самурского, правнука старшей сестры моего деда) в петербургские дореволюционные архивы. Оказался полезным и интернет. И картинка сложилась довольно любопытная, представляющая, как мне кажется, интерес не только для нас, прямых потомков этой фамилии.

Итак, отец деда-немца, то есть мой прадед, Э.Э. Виллер (1851–1921), на котором я и хочу сконцентрироваться, был личностью не просто значительной, а очень даже незаурядной. Почетный потомственный гражданин Москвы, кавалер ордена Св. Станислава 3 степени, промышленник, купец второй гильдии, благотворитель, глава большой, многодетной семьи и многое-многое сверх того. Учитывая, что все свои регалии он заработал в общем-то в чуждой для него среде, будучи для России иностранцем и иноверцем, все, чего он сумел достичь, значимо вдвойне. По крайней мере, я его за это очень ценю и уважаю. И им, как личностью, горжусь.

В сохранившихся данных о нем он значится как Эрих Эдуард (или Эдуардович) Виллер. (Второе имя – по отцу). Но у немцев все выглядит несколько иначе, поскольку имена у каждого двойные, а то и тройные. Прадеда звали Эрих Готтфрид Вениамин. А прапрадеда – Эдуард Рудольф. Поэтому в царских указах Николая II, например, он фигурировал в сверхусложненном варианте: «Эрих-Готтфрид-Вениамин Эдуардов Рудольфов Виллер».

Родился прадед в городе Дерпт, Лифляндской губернии, и прожил там с семьей до 24 лет. Где он учился и чем потом занимался – понятия не имею. Знаю только, что его мать и отец родом из Дерпта, из семей простых тружеников, оба немцы лютеранского вероисповедания, и что статус купца он получил там же, на Родине. В сохранившемся свидетельстве дерптской церкви Св. Иоанна (на немецком и русском языках), где Эрих был крещен, записано, что отец его, Эдуард Рудольф Виллер – переплетчик, мать, Августа – урожденная Гросберг.

До присоединения к Российской империи в начале XVIII века, Лифляндия (звучит как-то по-сказочному) была Шведской Ливонией. Дерпт (по-немецки Dorpat, Dörpt) – один из древнейших городов Европы, ведущий свою историю с V века (только тогда он назывался Тарбату). В XI веке Ярослав Мудрый захватил эти земли, переименовав Дерпт в Юрьев. После распада Древнерусского государства город переходил из рук в руки, меняя, как перчатки, свои названия и адрес приписки: Новгородская республика – Ливонский орден – Речь Посполитая – Шведская империя – Российская империя – СССР – Эстония.

Александр III, «разнемечивая» в очередной раз завоеванный им Прибалтийский край, вернул городу имя Юрьев. Позднее Лифляндия, вместе со Смоленской губернией, вошла в состав Рижской губернии. С 1919 года Дерпт-Юрьев стал эстонским городом Тарту (эстонский вариант Тарбату), вторым по численности населения после Таллина.

Так что во времена прадеда Дерпт вроде как был своим – российским, хоть и сохранял немецко-эстонский состав населения. А следовательно в Москву молодой Эрих Виллер перебрался не из-за границы, а из российского же города. Осел, само собой, поближе к своим – в Немецкой слободе (в Гороховском переулке), хоть она к тому времени и утратила уже прежнее значение, и начал карабкаться по жизни, рассчитывая исключительно на собственные силы…

Немецкая слобода, сегодня москвичами совсем забытая, в свое время сыграла немаловажную роль в истории столицы, а то и – в становлении петровской империи. Она являла собой как бы город внутри города, выгодно отличаясь от грязной тогда Москвы чистотой, опрятностью, планировкой и архитектурой. Ее называли «Маленькой Европой в российской столице», «немецко-лифляндским предместьем Москвы». Такой она предстала перед юным Петром I, бегавшим сюда из Преображенского не только развлекаться, но и учиться у иноземных мастеров «уму-разуму», их образу жизни, их культуре быта и взаимоотношений, их знаниям и навыкам. Можно сказать, что «окно в Европу» он «прорубил» через Немецкую слободу.