А. Гасанов - Yellow box. Сборник рассказов № 20

– … Вы меня слышите?

Я больно сглатываю и фальшиво медленно зеваю, прикрывая рот, что бы она не заметила моего приступа. Испугается. Уже второй раз невольно скосила прелестные глазки на кнопку вызова, контролируя расстояние до неё.

– Как вы себя чувствуете?

Голос мой на удивление быстро восстановился после спазма и почти не хрипит:

– Хорошо…

Она секунду думает и опять пишет.

…Из хлебного мякиша я слепил ей неделю назад толстого кота размером со спичечный коробок. Кот потешно сидит, растопырив лапы. Пузо круглое, рожа нахальная, довольная, лапы в боки. Вместо глаз – головки спичек. Теперь кот сидит на ирином подоконнике на небольшой круглой салфеточке. Под мышкой у кота завядающая ромашка, сунутая Ириной, видимо, пару дней назад.

– Лекарства принимаете регулярно?, – девушка смотрит так внимательно и немножко тревожно, что я невольно улыбаюсь и поспешно ёрзаю, шаркая тапочками:

– Да-да, конечно…

– Аминозин?

– Угу… И сульфазин тоже…

Она недоверчиво щурится, выдержав паузу и опять пишет, а я перевожу дух. Завиток на виске Ирины нежно щекочет маленькое ушко с дырочкой без серёжки. А по шее с еле заметным серебряным пушком вниз под накрахмаленный воротничок халатика убегают мурашки. Прохладно в кабинете. Беззвучно втягиваю запах красавицы… Под халатиком розовый тонкий свитерок. Прелесть, как хороша!

Наконец закончила писать, положила начинающую дымиться авторучку на стол перед собой. Скрестила руки в локотках, осматривает меня:

– Есть какие-нибудь жалобы? Пожелания? Как вы спали?

Я вижу как авторучка медленно желтеет, покрываясь испариной, теряет форму и, слабо вспыхнув голубым мерцанием, начинает медленно стекать по столу, подползая горящей лоснящейся пластмассой к локтю Ирины.

– Вы меня слышите?

Белоснежный рукав желтеет и, мягко почернев, вспыхивает алой сеткой, словно изнутри сигару приставили.

– Эй! Вы меня слышите?..

Расширяясь, пятно поползло вверх, защёлкало, разгораясь, и, с томным невесомым «пах!», занялось слабым желтеющим огоньком до самого плечика девушки.

Я совершенно отчётливо вижу, как не в силах сдержаться, я легко несколько раз стряхиваю ладонью пламя с её рукава, молниеносно склонившись над столом.

Ирина, звонко ахнув, бьёт ладошкой по кнопке и отъезжает на стульчике спиной к окну, закрывая голову руками, а я понимаю, что зря я это сделал, и сажусь на место, слушая, как по коридору бегут санитары. Зная, что они будут валить на пол, ложусь на кушетку, кладу открытые ладони на живот. Дверь открывается. Шум, гам. Один держит ноги, другой выворачивает зачем-то руку, прижимая мою голову к кушетке и я вижу, как мой хлебный кот испуганно выглядывает из-под шкафа, выжидая момент, что бы достать лапой обронённую в спешке на полу ромашку…

галоперидол * – гадость, которую колят особо отличившимся. От неё все мышцы выворачивает судорога, связывая по рукам и ногам.

****

…Был у нас по-соседству в одной бригаде занудный тип один. Помню фамилию звучную его – Чекардин, а по имени Андрюха. В свои сорок с лишним лет Андрюха отличался редким талантом такого ядовитого занудства, что частые побои на его бледном лице воспринимались всеми как должное, а привычное его одиночное сидение где-нибудь, хоть в изоляторе, хоть просто поодаль от всех в сторонке – естественным и разумным. Прочно завоевав репутацию «чудика», Андрюха всё дальше отдалялся от коллектива и замыкался, что удручало меня. Слушать его нытьё было интересно. Обычно он говорил сам с собой, размышляя при очередном своём разносе в адрес действительности вообще. Доставалось от Андрюхи многим. От неряхи-баландёра до, например, режиссёра какого-нибудь фильма. Не терпел фальши Андрюха! Радио у нас не выключалось ни днём ни ночью, и Андрюха как правило разговаривал только с ним. Слушать это было сложно. Диктор поставленным голосом зачитывает серьёзные вещи, а Андрюха изловчается вставлять свои идиотские коррективы в текст. Например, диктор рассказывает взволнованно об аварии, в которой пострадала автоледи, и Андрюха в тон диктору в паузах вставляет свои выводы короткой песенкой: «Авто-леди на мо-педе пострадала-страданула…» Далее идут новости о международной обстановке и Андрюха замирает, внимательно слушая. Его ядовитая нелюбовь к Америке и к Обаме лично – нам известна, и я жду очередной порции. Дослушав до конца, Андрюха хмурится и зло бормочет, вздыхая: «Взяли бы и написали, так мол и так… Вашингтонская область, город Вашингтон… Белый дом, второй кабинет, Бараку Обаме. Так мол и так, Обама… Чмо ты поганое!.. Сука такая…»