Василий Карасев - Проныра. Деревенское фэнтези

Брюки я видел. Ничего нового – две штатины и замок—молния как на любых других. Поэтому просто поднял вопросительный взгляд на Ваньку.

– Раньше я одевал их только на Пасху, – сообщил он.

– На какую Пасху? – опешил я.

– Классику читать нужно, – ухмыльнулся Ванька и разлил самогон по стаканам.

Отвык я, однако, от милых Ваниных шуточек – это же цитата из «Золотого теленка»! Книг за свою жизнь он прочел всего две, но обе помнил практически наизусть.

– А дверь-то зачем закрыл? – спросил я, запивая самогон брусникой.

– Надо.

Вот и поговори с ним. Опера Тургенева, однозначно. Впрочем, на воспоминания Иван не скупился. Часа полтора мы неторопливо пережевывали косточки общему Прошлому, улыбаясь былым проказам и отыскивая на пыльном чердаке памяти старые никому не нужные тайны. Секреты личной жизни с давно просроченным сроком давности. Мы снова были юными, ведь когда люди вспоминают юность – зеркала отворачиваются.

Но любые воспоминания заканчиваются. Обычно вместе с застольем. Ванька встал из-за стола и отправился управляться по хозяйству, а я решил прогуляться по деревне.

– Ты это… – задержавшись в дверях, неожиданно заявил он, – не обращай внимания особо…

– На что? – не понял я.

– Ну… если что странное увидишь… деревня глухая у нас, – он потоптался на пороге и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. То ли дробить зерно для коров, то ли поить гусей обратом – я в этом сельском хозяйстве все равно, что утконос в игре на бирже Так что я накинул ветровку, сунул в карман банку пива и отправился на озеро знакомиться с местными красотами. Никаких особых странностей по пути мною замечено не было. Ванькин сосед, чинивший старенький трактор через улицу, молча кивнул в ответ на мое «здрасьте», а бабка, попавшаяся навстречу, поинтересовалась, не племянник ли я Попрушкиных. Вынужден был ее огорчить.

На Озере – именно так, с большой буквы, называли его местные – было тихо. По небу плыли косматые белые облака, а возле камышей роняли головы в воду дикие утки. На узкой полоске песка стыли следы чьих-то босых ног, исчезая в невысокой траве чуть поодаль от берега, и любопытный ветерок, словно следопыт, шуршал между травяных стеблей, ища потерянное детство. Я стоял и чувствовал, как время наслаивается друг на друга: прошлое на настоящее, а будущее на прошлое, и получается сладкий пирог воспоминаний и грёз. Воспоминаний о будущем и грёз об ушедшем – неосознанных, зыбких, почти эфемерных, но чарующих своим терпким ароматом чудесного. Несколько долгих мгновений, а затем чары развеялись, оставив горьковатое послевкусие неслучившегося.

На другом берегу, утопая в яркой солнечной луже, виднелась небольшая деревенька с мельницей у самого озера. Мельница была старой, будто с иллюстрации к роману старика Сервантеса. Залюбовавшись, я открыл прихваченную с собой банку пива и тут же услышал за спиной легкое покашливание.

– Кхм… Вы, я вижу, нездешний, вуаля? – фраза была сказана в нос, вплоть до запятых и знака вопроса.

Обернувшись, я обнаружил босого долговязого гражданина с длинными соломенными волосами и редкой бороденкой. Одет сей субъект был в светлые летние брюки на подтяжках и узкий короткий галстук. Я невольно поежился: плюс десять вовсе не та температура, при которой комфортно ходить босиком и без рубашки.

– Позвольте представиться, – гражданин отвесил шутовской поклон, – Архипыч.

– Миша, – осторожно ответил я, с изумлением разглядывая странного аборигена.

– Не сочтёте ли за бестактность, любезнейший мон шер ами Михаил… эээ…

– …Федорович.

– …Михаил Федорович, если я попрошу вас угостить меня пивом? Да—да, перед вами жертва радикального стремления к нетрезвому образу жизни.

Я посмотрел на мятый галстук радикальной жертвы и неожиданно для самого себя предложил:

– А давайте обменяемся. Я вам пиво, а вы мне расскажите, что это за село – вон там, за озером? Где мельница старинная…

– Мюле? – переходя на ломанный немецкий, переспросил Архипыч. – Ах, майн херц… Это Колдуны.

– Что за Колдуны? – заинтересовался я, протягивая собеседнику банку пива.

– Деревня, в которую нельзя попасть простому смертному, – нормальным голосом ответил Архипыч, осушил долгим глотком банку и, развернувшись, зашагал в сторону рощи.

– Домо аригото, Миша—сан, большое домо аригото за бир! – выкрикнул он, не оборачиваясь и исчез среди зеленой листвы тополей.

Ваньку я застал в сарайке. Он кормил каких-то ушастых зайцев… или кроликов?…и тихо напевал шлягер десятилетней давности. Зайцы смотрели на него ласково, словно на Деда Мазая.