Анастасия Баталова: Исполнитель желаний

А за окном на тополе, ветви которого почти касались стекла, было гнездо. Кирочка любила смотреть на него во время уроков и мечтать о том, как она залезет по пути домой на тополь и заглянет туда. Ей хотелось увидеть яйца дикой птицы, кто-то рассказывал, что они совсем не такие как магазинные. Наблюдение всегда вводило Кирочку в благоговейный транс. Она сидела неподвижно, ни на миг не спуская глаз с объекта своего пристального внимания, и при этом часто даже не слышала, как её окликают. Подобные «выпадения из реальности» тревожили учительницу и удивляли одноклассников. Кирочку считали странной, и никто не отваживался с ней дружить. Поначалу её это даже радовало, одиночество было Кирочкиным привычным и естественным состоянием. Никто не мешал ей внимать множеству невероятно сложных и красивых процессов, существующих одновременно и по отдельности, длящихся во времени и разрастающихся в пространстве, подобно деревьям…

По дороге из школы Кирочка всегда останавливалась возле тополя с гнездом. Она подолгу стояла, задрав голову и предаваясь бесплодным мечтам о том, как в один прекрасный день она всё-таки залезет на этот тополь и добудет таинственные дикие яйца. Но дерево было слишком высокое, первые ветви начинались далеко от земли, примерно на высоте второго этажа школы, и хрупкой первокласснице с большим горбом ученического ранца за спиной оставалось только стоять на осеннем ветру, пялится наверх, иногда сердито сдувая с лица брошенные на него ветром пряди, и просто хотеть… когда-нибудь… залезть на тополь…

После уроков она обычно ходила на Красный Рынок. По прихваченной заморозками хрусткой, ломкой, как печенье, земле пустыря, или в оттепель, по вязкой глине, с мутными глазками лужиц. Сходить и вернуться каждый раз нужно было очень быстро: узнай мать, что Кирочка посещает рынок, она непременно запретила бы это увеселение, сочтя его слишком опасным для девочки-школьницы, ведь дальше, за Красным Рынком и загороженным высоким забором участком шестиполосного шоссе, носившего название Крайнее Кольцо, начинались бедняцкие кварталы – испуганно лепились друг к другу одинаковые тесные блочные дома-коробки, а ещё дальше, за ними, на замусоренном побережье промышленного порта высились, глядя в пространство пустыми глазницами битых окон, Заброшенные Верфи – обиталище городских бродяг, нищих, беглых преступников и вечно пьяных побитых уличных девиц.

Рынок помещался в невысоком цилиндрическом здании из красного кирпича, с тяжёлым каменным основанием и полусферическим куполом из стеклянных пластин, сквозь который внутрь проникали лучи дневного света. В каменном основании рынка были выбиты четыре лестницы – по одной для каждого входа – Северного, Восточного, Южного и Западного. Внутри рыночного здания – прямо в огромном зале под прозрачным куполом на каменном полу располагались латки торговцев, их расположение постоянно менялось, некоторые уходили и не возвращались, и кто-то другой занимал их места. Но были и постоянные. Рынок представлял собою средоточие поистине удивительных зрелищ. Живая рыба плавала в огромных аквариумах из толстого стекла и, останавливаясь у бортиков, как будто глядела наружу своими выпуклыми ничего не выражающими глазами. В мясном отделе прямо на прилавках стояли, блаженно зажмурившись, отрезанные свиные головы. Вещевые ряды изобиловали игрушками, сувенирами, яркой бижутерией – Кирочка обожала смотреть как переливается она в освещённых витринах.

Возле Рынка, разложив свой товар на картонках и вытертых полиэтиленовых мешках, стояли бабки в полотняных или шерстяных (в зависимости от времени года) платках, бесформенных пёстрых сарафанах или старых суконных пальто с большими пуговицами. Торговали они в основном совершеннейшим барахлом: старыми утюгами, абажурами, выцветающими кожаными туфлями, кошельками и перчатками. Но у некоторых порой находились действительно интересные вещи – старинные монетки, деревянные идолы, редкие фарфоровые тарелки или что-нибудь в этом духе.

Кирочка любила медленно идти вдоль этого длинного ряда со всякой всячиной, смакуя разглядывание, думая неторопливые, тягучие, как ириски, мысли о том, кому прежде могли принадлежать все эти вещи и какими путями попали они сюда.

Торговок иногда гоняла полиция. Обычно кто-нибудь предупреждал их заранее, и старушки, кряхтя, собирали своё барахлишко в матерчатые хозяйственные сумки, торопливо сворачивали картонки и постепенно рассеивались, оставляя к приходу стражей правопорядка все тротуары в окрестностях рынка пустыми и почти чистыми; единственным свидетельством их пребывания оставался зимой гладко укатанный снег, а весной и осенью – там, где не было асфальта – утрамбованная до каменной прочности грязь с отпечатками подошв и крепко втоптанной подсолнечной лузгой.