Вячеслав Вигриян - Наследие Артанов

– Илья!!!

– Ну хорошо, хорошо, встаю.

Я заставил себя приоткрыть синюшные щели, в которые превратились мои глаза, и в очередной раз мысленно проклял мстительного карлика, являвшегося каждый вечер по мою душу. Не знаю почему, но вчера он зверствовал особенно рьяно.

Все мышцы в моем теле протестующее заныли, когда я принял подобающее прямоходящим вертикальное положение и теперь терпеливо ждал, прислонившись к стене, когда же откроется тяжелая металлическая дверь, знаменуя собой начало нового трудового дня.

Ждать пришлось недолго. Вскоре нас уже вели по широкому коридору с многочисленными ответвлениями, я знал, что в конце него нас ожидает еще одна дверь, в точности такая же, как и дверь нашей тюрьмы. Вообще здание, в котором мы сейчас находились, на самом деле было огромно, а то помещение, что я поначалу принял за барак для заключенных, являлось лишь небольшой его частью.

Вот и долгожданный выход. До чего же приятно вдохнуть полной грудью прохладный, пахнущий свежестью воздух! В такие минуты я вновь ощущал себя живым. Наш транспорт – двадцати четырехколесный вездеход с крытым брезентовым верхом приветливо подмигивает нам фарами, словно мы не рабы, а самые обычные туристы, приехавшие поглазеть на мертвый город.

– Осторожно, Илья.

Эльвианора помогает мне взобраться в кузов по узким ступеням выдвижной лестницы и садится на скамью со мной рядом, готовая каждую минуту поддержать мое тело, если я надумаю вдруг вновь потерять сознание. В последнее время такое со мной случается все чаще, видимо измученный ежедневными побоями организм выражает таким образом свое недовольство.

Вездеход везет нас по городским улицам. Сейчас они пусты и безлюдны, но легко можно представить себе то время, как когда-то бурлила на них жизнь. Кое-где все еще попадаются полусгнившие остовы машин, – вездеход их опасливо обминает, хотя свободно мог бы превратить в труху своим тупорылым носом и помчаться себе дальше, даже почти не сбавляя скорости. Но водитель осторожничает – улыбчивый карлик обожает свою машину, это видно. Она для него как сестра, как… я бросаю косой взгляд на Эльвианору и вижу, что глаза ее полны слез. Для нее наше маленькое приключение отнюдь не кажется забавным, это для меня, прожженного циника с шутовской улыбкой на посиневших губах, происходящее не более, чем обычные трудовые будни. Пускай теперь не на Земле, пусть здесь, на планете, название которой настолько прозаично, что постоянно так и норовит выскользнуть из памяти. Какая, по большому счету, разница? Я давным-давно привык, что жизнь моя ничего не стоит, я извечный должник и когда-нибудь непременно наступит тот день, когда придется заплатить по счетам.

– Эльви, почему я тебя могу понимать, а их нет? – я кивнул в сторону сидящего впритирку ко мне задумчивого субъекта, – этакого шарообразного мохнатого то ли богомола, то ли кузнечика с очками в роговой оправе, оседлавшими идеально очерченный греческий нос.

– Вы имеете в виду профессора Буальвинара?

– Вообще-то я имею в виду всех них, – на этот раз я изобразил рукой широкий жест, охватывающий тот зоопарк, что ютился сейчас с нами в кузове вездехода. – У них ведь в точности такие же, как и у тебя, лингвины, если не ошибаюсь?

– Верно, лингвины. Только не такие. Мой лингвин, как бы это правильно сказать, он несколько необычный. Весьма редкий и очень дорогой вид, рыночная стоимость одного такого лингвина колеблется в пределах стоимости небольшой планеты, вращающейся вокруг солнца класса G.

Ну да, а я как-то уже успел и подзабыть, что подопечная моя не дочь какого-то там олигофрена, а единственное чадо самого, что ни на есть, настоящего межзвездного диктатора.

– Ага, вот оно значит как? Ладно, теперь все понятно.

Вездеход внезапно резко притормозил, заставив замолчать нас обоих. Брезентовый полог его распахнулся, и в глаза вновь ударили назойливые лучи света. Неужели приехали? Рановато что-то, обычно нас катали минут сорок.

Место, в которое завезли нашу группу на этот раз, было совершенно иным. Ранее мы работали в центре города на завалах некогда гигантского высотного здания, от которого в настоящее время сохранилась лишь часть фундамента. Остальные его составляющие превратились в труху, она толстым слоем покрывала как сам фундамент, так и дорожное покрытие вокруг него. Что было довольно-таки удивительно, кстати, поскольку другие здания в этом квартале выглядели абсолютно нетронутыми.