М. Зуев-0рдынец - Всемирный следопыт, 1928 № 05

Большой кит был на воле. Его крутая спина раздвоила высокую зыбь, плес легко и свободно взлетал над волнами. Быстро удаляясь от страшного берега, зверь пошел в океан. Вдруг он круто описал круг и, распенив бегущие на рифы валы, помчался к мели. Легко, словно лодка под управлением опытного кормщика, проскользнуло огромное тело кита в узкий проход, и снова зеленая тишь бухты, взбаломученная могучим плесом, заволновалась.

Шлюпка с охотниками, окаченная брызгами, отброшена к выступавшим из волн камням. Люди, оцепенев от ужаса, ждут, когда разыгравшийся плес кита, размахнувшись, ударит по ним. Но животное, проплыв близ лодки, повернулось на месте и с чудовищной быстротой устремилось на берег. Огромная волна, поднятая китом, закатилась на песок, а с ней и громадное животное, забежав на отмель, легло рядом с убитым детенышем…

Крик радости вырвался у охотников. На их шум отозвалось животное стоном. Вопль сотни людских голосов не смог бы заглушить этот чудовищный звук. Потрясая воздух, он долго висел низкой, ухающей нотой, и казалось, что стонет не одно животное, а стонут море, песчаная отмель и гранит береговой кручи.

Напрасно сильный хвост поднимает свой раструб, падает и, прошибая до дна воду, поднимает каскадами муть. Животное от этого еще больше заползает на отмель. Скоро его голова уперлась в завал сухой гальки…

Охотники высадились на берег. Свинцовый град пуль хлестнул по боку животного, и над бугром его могучих ноздрей с шумом вздыбилась красная пена.

Еще несколько ударов, и зверь остался неподвижным…

— «Смелому» не взять всего. Тысячами считать надо сало, — захлебываясь радостью, говорит Железников.

— Придется часть бросить, а жалко, — отзываются матросы и, толпясь около богатой добычи, рассматривают убитого великана и его детеныша.

— Пострел-то, гляди, ребята, спит, — заметив лежащего на песке Пашку, шутливо проговорил один из матросов.

— Мы с ним нагулялись по горам, утомился миляга, — отозвался старик Никанорыч. — Дай-ка я его напугаю, — и, тихо ступая на песок, направился к лежащему.

Приблизившись к Пашке, старик, словно ужаленный, отпрянул назад и дико вскрикнул.

Тревожно загудели голоса людей, в испуге заметались и, не понимая в чем дело, охотники толпой подбежали к старику.

Пашка лежал на песке с устремленным вверх недвижным взглядом, словно что-то необычайное увидел он…

На лице как-будто еще теплится детская улыбка, но бледность смерти уже навела свой покров. На лбу, точно шмель, присосалась крохотная рана. Нежно-розовое колечко схватило в свою середину смертельный ожег, желтой звездочкой взбугрился выступивший мозг, и на бледную кожу лба скатилась алая слеза крови. Одна рука пальцами зарылась в песок, а другая, стиснутая в кулак, крепко держит раздавленное яйцо гахи…

— Дитка!.. Сын… последний… — простонал Железников и, качнувшись, рухнул на труп.

Новый научно-фантастический рассказ А. Конан-Дойля

Довольно смутно я вспоминаю, что мой друг Эдвард Мэлон, сотрудник «Газеты», когда-то говорил мне о профессоре Челленджере, с которым вместе он пережил несколько замечательных приключений. Однако, я настолько был занят делами моей профессии, и моя фирма была настолько перегружена заказами, что я очень мало знаю о том, что творится на свете, вне моих узко-специальных интересов. Единственно, что удержалось у меня в памяти, это— что Челленджер представлялся мне каким-то сумасбродом, обладавшим неистовым и нетерпимым характером.

Поэтому я был очень удивлен, получив от него деловое письмо следующего содержания:

14-бис, Энмор-Гарденс.

Кенсингтон.

Сэр:

У меня явилась надобность воспользоваться услугами специалиста по артезианскому бурению. Не буду скрывать от вас, что мое мнение о специалистах вообще невысокое, и обычно я убеждался, что человек с хорошо развитыми мозгами, как я, например, может шире и глубже вникать в дело, чем другой, избравший узкую специальность (что, увы, очень часто называется профессией) и потому имеющий весьма ограниченный кругозор. Тем не менее, я склонен попытаться иметь с вами дело. При просмотре списка авторитетных специалистов по артезианскому бурению, некоторая странность — я чуть не написал — « нелепость» — в вашем имени привлекла мое внимание и, по наведенным справкам, обнаружилось, что мой молодой друг, мистер Эдвард Мэлон, знаком с вами.