Олег Сергеев - Мириам

Арсеньев охнул, схватился руками за голову и со словами:

– Ну я же говорил: досками надо укреплять! А он!.. Глина, глина… Ну я ему устрою! – побежал к ребятам.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил я.

– Пустяки. Кажется, небольшой обвал. У Крестовского еще мало опыта, его взяли исключительно по рекомендации Арсеньева. Но парень он хороший, очень способный. Василий Николаевич, пройдемте я познакомлю Вас с Новиковым, – и Бородин, подхватив меня под руку, резво завернул за угол нашего вагончика, где в тени сидел какой-то мужчина, что-то сверяя по таблице иероглифов.

Мужчина, кажется, не заметил нашего появления. Он был невысокого роста и довольно щуплого телосложения. В его потрясающе черные волосы – я никогда прежде не встречал до такой степени чистого оттенка – начала закрадываться седина, чуть треугольные мефистофелевские брови были нахмурены, лоб наморщен – мужчина напряженно вчитывался в ксерокопию какого-то документа и не желал замечать ничего, происходящего вокруг.

– Михаил Алексеевич! – громко произнес Бородин. Мужчина вздрогнул и уронил листки, которые он держал, на песок. – Разрешите представить Вам Василия Николаевича Строева, нашего коллегу из славного города на Неве, старшего научного сотрудника, кандидата наук и просто выдающегося археолога, который поможет нам в нашей работе.

– Ну, Вы уж прямо меня захвалили, – смущенно пробормотал я, протягивая руку Новикову. Он схватил мою ладонь своей маленькой аккуратной рукой и порывисто пожал ее. В юности этот Новиков, должно быть, был очень красив, правда, его карим глазам недоставало какого-то внутреннего огня.

– Новиков Михаил Алексеевич, – отчеканил он, глядя куда-то в сторону.

– А не тот ли Вы Новиков?.. – вдруг осенило меня. Помнится, еще в институте при анализе особенностей письменности древних народов особое внимание наши преподаватели уделяли работам некоего М. А. Новикова, кандидата наук, а ныне профессора Московского НИИ Археологии и по совместительству декана факультета древних языков Московского Лингвистического Университета. Именно благодаря его открытиям были расшифрованы многие шедевры древней письменности, в частности и те из них, в которых говорилось об Элайе. В свои сорок пять он вызывал уважение и восхищение всего ученого мира. И вполне вероятно, что этот один из самых выдающихся ученых современности стоял сейчас передо мной, слегка сутулясь, с потухшим взглядом и наверняка думал, как бы поскорее от нас отвязаться и вернуться к анализу иероглифов.

– Он самый, – усмехнулся Бородин и панибратски похлопал Новикова по плечу. Тот осторожно, но с явным негодованием снял его руку с плеча, нагнулся и стал подбирать рассыпавшиеся листки.

– Михаил Алексеевич, – продолжил Бородин, – давайте ознакомим Василия Николаевича с нашей находкой. Ведь, по всей видимости, именно ей Вы сейчас занимаетесь?

Новиков посмотрел на нас искоса и, отрезав: «Пойдемте», – зашагал к нашему вагончику.

– Вот, видите, Василий Николаевич, какая приятная компания у нас подобралась, а в том вагончике, – указал он на соседний, – живут наши замечательные девушки.

Михаил Алексеевич значительно нас опередил, и когда мы только начали подниматься по ступенькам, внутри вдруг раздался страшный грохот. Вслед за этим низкий женский голос спокойно произнес:

– Михаил Алексеевич, ну неужели нельзя аккуратнее! Никогда не смотрите под ноги.

– Простите, Екатерина Сергеевна, – чуть слышно пробормотал Новиков, когда мы уже были на пороге.

Вероятно, по своей неуклюжести, обычно свойственной гениальным людям, Михаил Алексеевич случайно задел ногой небольшой комод со всевозможной утварью: на полу валялась алюминиевая посуда, очки, перчатки, мотки веревки, гвозди и прочий хлам, столь необходимый в любом хозяйстве. А возле уже поставленного комода вертелась молодая женщина и укладывала по полкам все, что из него выпало. Новиков попытался было ей помочь, но она только отмахнулась.

На вид женщине было около тридцати. Из-под аккуратно завязанного беленького платочка выбивались пепельно-серые пряди, уже кое-где тронутые сединой. У Екатерины Сергеевны был слишком крупный нос, на лбу ее длинного узкого лица уже проделали путь мелкие морщинки. Она показалась мне очень несимпатичной, а я всегда был ценителем женской красоты, и на мою бывшую жену засматривались абсолютно все мужчины. Жаль только, что она так и не смогла смириться с тем, что ее муж постоянно мотается в какие-то экспедиции, а разделить со мной эту участь Люда не захотела. К тому времени, о котором я веду речь, моя бывшая жена ушла к моему бывшему лучшему другу, и я не мог вспоминать их обоих без грусти.