Вячеслав Артего - Золотой олень

– Ностальгия, это воспоминания о несбывшихся мечтах – выдохнул Князь и даже перекрестился. Он шагнул в соседнюю комнату, где его взору предстала более трогательная картина: сразу же в глаза бросились войлочные цветные коврики, висевшие над двумя панцирными кроватями, там тоже стоял в углу старый шифоньер, еще ручной работы какого-то местного краснодеревщика. На полу были тканые половики, а в зале посередине валялся истертый временем и зашмыганный ногами ковер, и рисунок на нем больше походил на какие-то выцветшие разводы, перемешанные с маслянистыми пятнами, залившими восточный орнамент.

– Да… – как бы скорбя, произнес Князь и добавил:

– Восток может и тонкое дело, но их подвальные травяные блохи, что заселили этот шерстяной рассадник, ничуть не тоньше наших и жалят также.

Над окнами висели деревянные круглые карнизы со шторами, напоминающими большие засаленные полотенца для вытирания рук. Домашний интерьер, словно вынырнул из семидесятых, это больше походило на театральную атрибутику, как будто жизнь разыгрывала заново сцену всеобщего равенства. В обстановке квартиры все же прослеживалась женская рука, и Петр задал наводящий вопрос:

– А ты один живешь?

– Вот с животинами и проживаем вместе в этой конуре, буквально полгода назад это была уютная и сверкающая чистотой квартира. Как мама умерла, так все и пошло кувырком. Просыпаюсь с одной надеждой, а засыпаю с новой – ответил Сергей с болью в голосе, и лицо его посерело.

– А твои живы? – переспросил он залетного пассажира.

– Хотелось бы знать, да я никогда их не видел. Моими родителями были воспитатели детского дома. Меня нашли на пороге этого учреждения завернутым в красную женскую куртку, в кармане которой лежали деньги – три тысячи рублей – по тем временам это был серьезный капитал. Еще записка, в которой говорилось, что я потомок княжеского рода и зовут меня Петр Шуйский, по отцу Александрович. Там еще приписка была, чтобы меня окрестили под этим именем. Туда же был вложен золотой крестик и родословный лист со всеми регалиями, гербами и краткой историей дворянской фамилии. Писать всегда интереснее, чем жить, а читать – тем более…Так что я тебе ничего не соврал, играл открытыми картами, правда всё это или нет, я не стал выяснять, но об этом, если захочешь, поговорим позже, – произнес гость, проходя за собаками в кухню.

– Опаньки! – воскликнул он, увидев два холодильника. – Да Вы, сударь, олигарх – не иначе? Если два морозильника, это может означать только одно: у Вас есть что туда класть?

– Один из них сломан и служит шкафом под посуду, – пробормотал недовольный осмотром местных достопримечательностей коллекционер холодильников.

– Да, ничто так не вдохновляет на творчество, как всеми любимые предметы – пустой кошелёк и пустой холодильник. Смысл жизни не в успехе и богатстве, а в самом смысле. Друг мой, да это определенно роскошь: держать под шкаф продуктовый сейф. Не проще ли сдать его на металлолом, по любому раскладу этот вариант более жизнерадостный. А под шкаф на любой помойке можно справить приличную мебель, – как бы приободряя рыжего, промолвил Петр.

– Слушай, откуда ты такой взялся? У тебя мозги правильно заточены, а я даже и не подумал об этом, стоит он тут и стоит, да еще и занимает пространство. Бывало, подыхал с бодуна, а тут под носом фактически живые деньги пропадают, – радостно воскликнул, широко открыв заблестевшие от поданной идеи глаза, владелец собачьей гостиницы.

– Да… Нам с тобой точно по пути. Какой ветер тебя занес в нашу деревню? Но то, что ветер дул в правильном направлении, это точно, – рассмеявшись с напевом, выразил первый раз за все время толковую мысль Золотой. И первая улыбка осветила его солнечно-рыжее лицо, а под приоткрытыми губами сверкнула фикса из «цыганского золота», и стало ясно, почему у него такое погоняло: не только из-за того, что он рыжий, но и за его ослепительный оскал. Еще в кухонном интерьере экскурсанту сразу же попались на глаза пара перекошенных табуреток вперемежку с двумя пластмассовыми ящиками из-под пива, служащими подпорками под «мягкие головы» собутыльников. Явно здесь бывали и бойни, так как в единственном навесном шкафчике было выбито стекло. Да и в стене были видны пробоины, дыра зияла и в оконной раме, от внутреннего стекла осталась только третья часть, мелкие осколки валялись, поблескивая на полу, и никто не собирался заметать следы гладиаторских боев.

– Да-а-а-а… – протяжно выдохнул Князь и, почесав в затылке, добавил: