Я в то время была студенткой последнего курса иняза и подрабатывала на этой выставке переводчицей. Там и познакомились. Алексис был старше меня на десять лет. Он был родом с острова Крит, его родственники и сегодня, думаю, живут по всему острову, но большая часть семьи живет на востоке Крита. Я о них ничего не знаю, а они ничего не знают обо мне и о тебе. Мы с Алексисом были вместе меньше месяца. Он уехал на родину собирать документы для бракосочетания. Брак с иностранцем – дело очень хлопотное. Я осталась его ждать в Москве. Он звонил мне каждый день. Мы очень любили друг друга и с трудом переносили разлуку. Когда прекратились звонки я сразу поняла, что случилось страшное. Еще через месяц мне позвонил Костас, его друг и коллега, который тоже был тогда в Москве и был знаком со мной. Он сказал, что, выполняя задание редакции Алексис погиб в Ливане при перестрелке хезболлы с израильтянами. Я уже знала, что должна родиться ты.
– Почему ты ничего не сказала Костасу обо мне?
– Я была очень молода и не знала, как к этому отнесутся его родные. Ты ведь знаешь, что брак в Греции дело серьезное. Греки очень привержены православной вере. Я не знала, как они отнесутся к ребенку, зачатому вне брака. Костас тоже думал, что я так, подружка на недельку. Это была большая любезность с его стороны, что он нашел мой телефон в документах Алексиса и позвонил мне с этим страшным известием. Когда ты родилась, я сделала все, как хотел твой отец. Я добилась изменения фамилии на Левентис для себя, записала в твоем свидетельстве о рождении полное имя отца, дала тебе имя по греческой традиции – бабушки со стороны отца. Ее зовут Ирини.
– Вы планировали жить в Греции после свадьбы?
– Да, на Крите.
– Почему же ты не хочешь ехать со мной?
– Не знаю, поймешь ли ты. Моя боль уже давно превратилась в печаль. Для меня Греция – утраченный рай, потерянная любовь. Лучше уж я здесь…
– Не грусти, моя лучшая мама на свете! Я съезжу в этот рай и все тебе расскажу. И привезу фотографии!
– Да, уж. К фотографии у тебя явный талант. Наверно от Алексиса. Что бы ты ни щелкала – все получается четко, ярко. Надо тебе было заниматься фотографией, а не работать в этой мозгодробилке.
– В этой, как ты говоришь, «мозгодробилке» деньги платят. А фотография, даже талантливая, в нашем богоспасаемом отечестве сейчас никому не нужна.
– Мозгодробилка, нервотрепалка, жизнеубивалка. Мое мнение о твоей фирме тебе известно. Давай к нам в издательство на переводы. Не зря же ты иняз закончила. Свободный график, творческая работа. Твой итальянский пригодится. Будешь Умберто Эко переводить.
– Твоего Умберто уже всего перевели, – смеясь пропела Ира и исчезла за дверью ванной.
Оформляя отпуск Ира не стала скрывать своих планов на поездку в Грецию.
– Неужели Вы решились на такую авантюру? – насмешливо спросил директор Максим Александрович, – я думал, что Вы из дома-то не выходите, кроме как на работу. Он был уязвлен тем, что Ира никогда не бывала на корпоративных увеселениях. В отличие от других девушек она пренебрегала бесплатным угощением и теми знаками внимания, которыми он планировал ее одарить. Ира молча взяла подписанное заявление и пошла в бухгалтерию за отпускными.
* * *
Самолет компании «Уральские авиалинии» приземлился в аэропорту Ираклиона по расписанию, то есть очень рано, в 8-00. Путь до отеля в Херсонисcосе занял около получаса. А в отеле выяснилось, что дать номер ей сейчас не могут, так как размещение приезжающих гостей начинается с двух часов по полудни. Оставив чемодан в отеле Ира отправилась погулять по городку.
Она шла под горячими лучами солнца по мощеным плиткой тротуарам и ее не покидало ощущение праздника. Все прекрасное сошлось в одном месте. Горы тянулись вдоль моря с востока на запад, возвышаясь над городком, и казались такими близкими. Узкие улочки, застроенные белыми отелями, спускались от главной улицы вниз на набережную, к морю. Главная улица пестрела вывесками, шумела машинами, благоухала ароматами кофе и жареной баранины из кофеен и таверн. Столики и кресла кафе стояли прямо на тротуарах под разноцветными навесами. Несмотря на утренний час почти все места в уличных кафе были заняты стариками. Они являли собой странное зрелище, эти немецкие пенсионеры. В майках и шортах, непристойно обнажающих дряхлые тела, сморщенные, худые, толстые, седые, лысые, с обвисшей коричневой от загара кожей. Они неподвижно сидели с коктейлем, бокалом пива или чашкой кофе, часто с сигаретой и наблюдали непрерывный шумный поток жизни, проносящейся мимо. Они даже не разговаривали между собой. Видимо все, что можно было сказать, давно сказано.
Читать дальше