Мария Мелех - Сны Бога. Мистическая драма

Я ожидаю резонанса и даже готов выслушать отповедь, но обычно эмоциональный итальянец лишь приподнимает бровь. «Ничего, – усмехаюсь я молча, – это только вступление».

– Мир меняется. Их юность отличается от нашей… От моей, по крайней мере, – поправляю я сам себя, внимательно присмотревшись к массивной челюсти своего будущего хозяина. – Все уже не так безоблачно. Знаете, небесные глазки – это не про них. У них во рту розовый леденец, а в глазах – серая хмурь.

(Дорис уже смотрит на меня с подозрением, Пэм втихую ухмыляется).

– Нужно что-то такое же, как они сами, – я вновь оглядываю зал, задрав голову. – Давайте оставим затею с небом, но затянем его тучами. Не целиком, с редкими лучами солнца, пробивающимися сквозь них. Но не слишком много. Не должно быть слащавости, мы не на пляжах Ибицы. Это готический дворец, пусть и фреска будет темной. Но они все же полны надежд – такова юность. Их олицетворением будут птицы. Стая алых птиц. Взлетающих, сметающих, яростных, сопротивляющихся, достигающих. Яркие пятна, озаряющие больше, чем те самые лучи солнца.

– Алые птицы?

(Не помню, кто из них это спросил).

– Да. Около сотни. С учетом перспективы – разной величины. Удаляющиеся, приближающиеся. Неопределенного вида. Но острые, режущие и глаз, и предгрозовой воздух. Клубящиеся тучи, робкое солнце и кровавые птицы. Но это освященная кровь, понимаете?

И еще. Небольшой рекламный совет. Закройте зал на время работ, никого не пускайте, никому не рассказывайте. На бал все равно приедут репортеры, я так понимаю? Нет? Пригласите обязательно. Слишком много здесь у вас дочерей местных воротил. Это бонус школе. Представьте эффект, который произведет интерьер на девочек. Сияние в глазах, когда вы впустите их сюда. Это и будет недостающий свет. Они ожидали от вас тошнотворной пастилы с марципаном – вы уж простите, это особенность мировосприятия подростков – а получат образы из своих излюбленных темных фантазий. Ваш бал прославится на всю страну. Вы станете новатором. Детские психологи будут цитировать в своих книжках вашу напутственную речь.

– Сто тысяч чистыми, без материалов и подмоги, если вы нарисуете это так, как заставили меня увидеть.

Он уже трясет в экстазе мою руку.

Вот так я продаю свои сны. Кстати, он даже не заметил, как я обеспечил себе выступление на итальянском телевидении.

– Хотите остаться здесь до завтрашнего утра? – предлагает мне Риччи, когда мы выходим во двор, ослепивший, несмотря на пасмурную погоду, дневным светом. – Посмотрите местность, может быть, вдохновитесь еще больше. У нас хорошие комнаты в гостинице. А какая рекреация! Памела вам расскажет, она каждый день плавает в нашем бассейне.

– Да, Николас, – вворачивает она тут же, – это место надо прочувствовать. А бассейн – просто сказка. Римская сказка. Эпоха Империи, не младше.

«Зачем мне это?» – думаю я, но вслух соглашаюсь:

– Почему нет? Дорис, Джон, вы, наверное, хотите уехать в город?

– Мне было бы интересно познакомиться с этим архитектурным комплексом ближе, – поспешно отвечает Дорис. Она всегда выражается так, будто ее остановили на улице журналисты с местного телеканала, чтобы узнать ее драгоценное и – конечно же! – лояльное мнение о текущих делах в городке.

– Не-еет, – решительно отрезает Джон, – нет-нет. Я в город, в отель. Мне монастыри не по нраву.

…Нам предложен гармоничный ужин, в котором присутствует все, что я люблю: разноцветие, разновкусие, изящная сервировка и умеренность. Мистер Риччи изволил отчалить по своим денежным делам, и его багровые щеки, оттененные природой смуглотой, не вступают в хоровой сговор с томатами черри, и тем самым не нарушают обозначенное равновесие.

Даже мой маленький эскорт, «Пэм и Дорис, блондинки», оказался на удивление послушным и воспитанным. Обе обрядились в шелка по случаю ужина в древних стенах, в тусклом сиянии свечей в бронзовых канделябрах. На старшей было светло-зеленое платье в легких брызгах крохотных белоснежных цветов, тонкие лямки открывали красивые крепкие плечи с едва заметным узором веснушек. Признаться, наряд ей шел, но – Боже мой! – сокрушаюсь я над несовершенством мира, какой звонкий ведьмовской дурман он источал бы на рыжеволосой. Дорис оделась в однотонное голубое, с эффектным лифом и полностью оголенными плечами – также не подозревая, как восхитительно подчеркивает небесный цвет золотую кожу брюнеток.

Мы ужинаем, изредка вспоминая о правилах светской беседы и анализируя окружающий интерьер. Я надеюсь, поднявшись из-за стола, отправиться в отведенный мне номер на третьем этаже гостевого особняка. Признаться, я бы предпочел, чтобы меня поселили в опустевшие на время рождественских каникул комнаты девочек – я ужасно скучаю по школьной атмосфере, утраченной навсегда. И мою ностальгию только усугубляет воспоминание о тебе, твоих учебниках, стоявших на полке, игрушках, сидевших в изголовье кровати. Но администратор, сменивший заказчика, объяснил, что комнаты не освобождаются детьми – дабы они могли возвращаться в школу, как в родной дом. Здесь не слишком-то строго обходились с такими пташками, как ты, моя милая.