Артур Дойль - Всемирный следопыт, 1929 № 06

Самое жуткое было в том, что ведь он сейчас держал ее в своих руках и даже не сделал попытки ее поцеловать и обнять. Это потому, что для него она уже не была женой врага, а только его товарищем, связавшим с ним свою жизнь.

И вдруг обнаженно ясно стало, что вся ее прежняя жизнь, надламываясь, уходила куда-то назад! Что-то новое надвигалось — непредставляемое, радостное и страшное…

На другой день Ильин не зашел повидать Мадлэн. Он не смог бы объяснить себе, почему он так поступил. Может быть потому, что со вчерашнего дня мысль о ней стала всеохватывающей и неотвязной! Он чувствовал, что если он не сдержит себя напряжением воли, образ Мадлэн вытеснит из сознания все остальное, а этого при создавшемся положении нельзя было допускать.

К вечеру это решение стало уже глубоко обдуманным и твердым, а назавтра— неизвестно, как это случилось, — Ильин уже поднимался на веранду под пальмами.

Мадлэн оказалась одна. На ней было узкое золотисто-медного цвета платье, которое Ильину очень нравилось и которое он как-то раз с восхищением расхваливал. Тогда Мадлэн смеялась и обещала часто его надевать, чтобы доставить ему удовольствие, но обещания не исполнила.

И — может быть это впервые исполненное сегодня обещание не было случайностью и говорило о вещах, о которых Мадлэн хотела и не могла сказать, или просто сегодня должны были быть произнесены назревшие слова, — но только все произошло сразу, прямо и просто.

Ильин молча поклонился молодой женщине и, усевшись против нее, вдруг неожиданно для самого себя сказал:

— Знаете, чрезвычайно скверное дело. Оказывается, я вас люблю.

Мадлэн на мгновение подняла на него глаза, затем снова опустила их и ничего не ответила. Ильин глубоко, словно взбираясь на гору, вздохнул и продолжал тихо, делая длинные промежутки между словами:

— Тогда в саду я сказал вам правду. Даже в последний раз я подошел к вам как к другу, и в этом я не обманывал вас, потому что в ином я тогда не решился бы признаться даже себе. Теперь это случилось, и это плохо, потому что быть около вас в создавшейся обстановке я не могу, а покинуть Ниамбу не имею сейчас возможности. Это во-первых; а во-вторых — боюсь, что теперь в вас не будет необходимого доверия ко мне, а оно абсолютно необходимо, так как положение продолжает ухудшаться. Вы чувствуете? Вокруг нас нарастает громадное напряжение, и скоро быть может оно разразится взрывом. Моментами я нестерпимо боюсь за вас. Ну вот, я это сказал, и не сердитесь на меня. А теперь я уйду и попрошу вас иметь ко мне такое же доверие, как если бы ничего не было сказано.

Он поднялся и секунду стоял, не решаясь на прощание прикоснуться к ее руке.

Мадлэн подняла на него глаза и улыбнулась.

Ильин глядел на нее, еще не веря глазам, затем Мадлэн также встала и дотронулась до его рукава.

— Уйдемте отсюда, — сказала она. — Может быть хорошо, что вы это сказали. Мне тоже нужно переговорить с вами, и я не хочу, чтобы кто-нибудь пришел сюда, и мне пришлось бы опять изображать хозяйку дома.

Еще через минуту они шли по дальней аллее сада, и Ильин взволнованно и торопливо оправдывался:

— Не сердитесь на меня. Я и сам не представляю, как это случилось. Верно потому, что сегодня вы в этом платье. Да. Я думал, что вы нарочно не надевали его, когда я об этом вас просил, а теперь я вас в нем увидел, и мне показалось, что вы сделали это… ну, не случайно.

Молодая женщина обернулась к нему и серьезно ответила:

— Да это не было случайно… Я не знаю, для чего я это сделала. — Она вдруг улыбнулась. — Но только все-таки не случайно. Может быть мне хотелось сделать вам приятное… или… я не знаю…

Все-таки Мадлэн сказала достаточно. По крайней мере Ильину так показалось. Они остановились. Уже совсем про сто и без всяких колебаний он сжал ее руки, а через несколько минут как-то само собой случилось, что Мадлэн, положив ему голову на плечо, радостно и облегченно плакала…

Едва ли Ильин смог бы повторить впоследствии то, что было сказано в эти минуты, когда они шли рядом по темной, закрытой низко склонившимися ветвями аллее. Он рассказывал, как он думал о ней с момента пробуждения и до поздней ночи.

Мадлэн шла молча, иногда поднимала глаза на Ильина и спокойно улыбалась Несколько раз она тихо дотрагивалась до его руки, потом вдруг остановилась и прижалась к его груди.

Резкий треск ветвей и голос Ленуара раздались с такой нелепой внезапностью, что в первую секунду Ильин как-то не поверил в реальность этих звуков. В следующий момент он одним прыжком бросился навстречу выходившему из-за кустов капитану.