Артур Дойль - Всемирный следопыт, 1929 № 05

Приходим к устью реки. Она не замерзла, и лишь небольшие отдельные льдины плывут по ней. В единственной избушке, стоящей на склоне скалы, нам говорят, что если мы пойдем вверх по реке до того места, где сможем перейти по льду, то сделаем крюк километров в семь. Но на берегу стоит маленькая курьезная лодка «пашка», совсем круглая, точь-в-точь скорлупа грецкого ореха. Нам разрешают ею воспользоваться.

Осматриваем эту «пашку» и с сомнением качаем головой.

— Утонет под нами эта чортова посудина, — говорит Горлов.

— Больше: она утонет под одними нашими мешками, — говорю я.

Но хозяин с жаром уверяет, что в этой «посуде» можно спокойно плавать даже вчетвером. Ну, ладно, посмотрим. С трудом мы спихиваем неуклюжую «пашку» в воду: у берега мелко, и лодка безнадежно стоит на дне. Привязываем веревку от «пашки» за камень и изо всех сил упираемся в нее лыжными палками. Наконец она всплывает. Но мы не знаем, как в нее попасть: мочить ноги нам не хочется, а иначе как по воде до нее, видимо, не добраться.

Тогда Горлов вспоминает, что он прежде занимался акробатикой. Он снимает мешок, уходит на дальний конец отмели и оттуда бежит со свирепым видом. Мелкие камни вместе с брызгами воды летят у него из-под ног. Потом делает каскад или фордершпрунг — и оказывается в лодке. Даже не перевернул ее и не продавил дна. Он устраивается там на какой-то жердочке и парой выломанных, должно быть из бочки, досок гребет от берега. Конец длинной веревки у меня в руках, и я с любопытством слежу за его маневром, не беспокоясь, что товарищ уедет без меня.

Проплыв немного, Горлов поворачивает назад и упирает нос «пашки» в порядочную льдину.

— Тяни, — говорит он и складывает весла.

Я впрягаюсь в веревку, тяну и вместе с лодкой подтаскиваю к берегу льдину. Она служит мне хорошей пристанью. Потом следует переправа. Прежде всего оказывается, что скорость нашего горемычного судна далеко не умопомрачительна. Затем обнаруживается, что в лодку просачивается вода с такой быстротой, что пока мы доберемся до противоположного берега, она успеет наполнить пять таких посудин, как «пашка». На дне лежит большое ведро. Я начинаю им работать. Но тогда оказывается, что одновременно мы работать не можем: когда я черпаю воду, Горлов бьет меня по голове веслами — я мешаю ему грести, и он ругается. Переправу мы кончаем, сидя в воде, а мешки наши становятся вдвое тяжелей. Мы не очень довольны: ведь сейчас не лето.

Но дальше нам приготовлено новое испытание: пока мы возились с лодкой, прилив сделал большие успехи. Он не оставил нам ни клочка галечной отмели. Нам приходится лезть прямо по большим каменным глыбам, по крутым склонам скал, по глубоким сугробам снега. Горлов, пытаясь поймать ускользающую лыжу, первый начинает зимний купальный сезон. Я не отстаю от него, и когда мы приходим в Минкино, деревушку на берегу залива против Мурманска, на нас нет ни одной сухой нитки.

Горлов борется с шубой. — Я вываливаюсь из саней. — Олень играет в снежки. — Заросль рогов. — Собака-пастух. — Лапландский ковбой. — Олени уходят на запад.

Мы сговорились с веселым круглоголовым пулозерским лопарем, чтобы он отвез нас на оленях из Пулозера в Ловозеро.

Его зовут Архип. Он раздобыл нам на дорогу меховые сапоги — пимы и пару прекрасных лопарских шуб — малиц. Они сшиты из оленьих шкур без застежек, мешками, и надеваются через голову. К воротникам их пришиты «головы» — капюшоны из пушистой шкуры молодого оленя, а к рукавам — рукавицы.

Нам показывают, как нужно надевать эту неуклюжую одежду. Это оказывается не так просто, и когда Горлов первый решается вступить с ней в борьбу, мы все покатываемся со смеху. Накинув малицу на голову, он поднимает руки и начинает искать отверстия рукавов. И малица, уморительно напоминая балаганных петрушек, которых надевают на пальцы и заставляют проделывать разные штуки, вдруг принимается суетливо размахивать пустыми рукавами в воздухе, борется с каким-то невидимым противником, неожиданно пускается в пляс, а в это время «голова» малицы беспомощно болтается на груди. Потом раздувшиеся рукава описывают дугу вниз, малица вся оседает, и в отверстие «головы» выныривает красное, вспотевшее и обалделое лицо Горлова с прядью волос на носу. Новый взрыв смеха встречает это появление.