Анри Барбюс - Всемирный следопыт, 1929 № 04

Вы, вероятно, видели там жестяной чайник, — мы держим его на случай таких ночовок, чтобы было в чем вскипятить чай. Добавив к чаю зажаренных на углях хариусов, я почувствовал себя совсем неплохо. Покончив с ужином, я тотчас завалился спать. Собаки, между прочим, были со мной. И вот среди ночи они поднимают вдруг такой лай, что от него проснулся бы мертвец. А я сплю чутко.

Проснулся и не знаю, что подумать; конечно, собаки могли лаять на какого-нибудь зверя, но в данном случае псов всполошил не зверь: снаружи до меня доносился какой-то звук, и этот звук более всего был похож на крик человека. не доверяя, однако, своему слуху, я взял ружье и вышел из зимовья. Темнота абсолютная, тишина такая же. Собаки так и захлебываются, но далеко не бегут вертятся около моих ног. И вдруг из темноты густым таким баритоном «Эй, эй!..»

Я даже оторопел. Крик несомненно принадлежал человеку, а между тем откуда ему взяться в этой мертвой стране, за сотни километров от жилья? Может быть это кричит Китьян? Но чего ради он будет кричать в лесу? Да на него и не стали бы лаять собаки.

«Го-го-го!.. Кто там?» — закричал я в свою очередь в темноту. Крикнул, да тут же и присел. — «Ха, ха, ха»!.. — послышался мне в ответ хохот, да какой! Так не смеется и Шаляпин в роли Мефистофеля.

А теперь поставьте себя на мое место ночь, темнота, вокруг мертвая страна, в которой не живет даже зверь, — и вдруг вам в лицо что-то хохочет сатанинским хохотом. Не знаю, как чувствовал бы себя другой, но мне было немного не по себе. В то же время оставить этого было нельзя, я должен был выяснить эту чертовщину. Я взвел курок, шагнул вперед и, придав своему голосу возможную твердость, крикнул: «Выходи, кто есть, буду стрелять!»

«Гу-гу!..» — точно в пустую бочку понеслось из темноты, и тут я понял, с кем имею дело. Ну, конечно, об этом можно было бы догадаться с самого начала, если бы нервы не были натянуты продолжительным одиночеством. Это был филин-пугач…

В намеченный срок закончить работ все-таки не удалось. Пришлось пожертвовать еще одним днем. Наконец, 28 октября мы покидаем Великое Болото. Ученый берет с собой наиболее ценные инструменты, каковыми являются в первую очередь магнитометры. Это те самые приборы, которые участвовали в работах по определению Курской магнитной аномалии. Кроме инструментов взято также несколько пород со дна и краев метеоритных кратеров.

Покидая свое Болото, Кулик доволен достигнутыми результатами. Магнитные наблюдения с достаточной ясностью показали наличие в глубине кратеров метеоритных масс, а шурф, хотя и небольшой, полностью подтвердил характер образования окружающих воронки бугров. Эти бугры не что иное, как выбросы, произведенные метеоритными осколками.

В косматой белой дохе, с заиндевевшей бородой, верхом на белой лошади, Кулик напоминает мне того Белого Человека, который, по словам тунгусских легенд, живет в лесах. Впрочем, за последние годы Кулик так много времени провел в тайге, что она стала ему настоящим домом. Поднявшись на перевал, он бросает последний взгляд на свою избушку. Мне кажется, Кулик думает о том, скоро ли он снова ее увидит. Избушка, угрожая смертью незванному гостю настороженной за ее дверью винтовкой, будет ждать своего хозяина.

Ученый предполагает вернуться сюда через два месяца, чтобы приступить к выемке частей метеорита при помощи вымораживания и раскопок.

Выступив после полудня, мы успеваем засветло дойти только до лагеря № 13. Залабаживаем здесь остающиеся вещи ученого и на следующий день прощаемся с Хушмо. Вьюки сильно отощали, но еще более отощали лошади. Хватит ли у них сил совершить обратный путь? А он далек и, вероятно, будет не легок. Правда, нам теперь не придется иметь дела с болотами и топями, но снежные сугробы, на которые не скупятся небеса, — удовольствие не очень большое.

В довершение всего у нас малы запасы «горючего», а морозы требуют усиленной «топки». Сахар кончился, хлеб на исходе. Остается несколько банок консервов да лопатка сохатины.

Медленно надвигается хребет, названный Куликом «Хребтом Хладни» в честь ученого, который одним из первых восстал против косных идей Парижской академии и доказал, что камни действительно падают с неба. С перевала я бросаю последний взгляд на Страну Мертвого Леса. Она попрежнему хранит безмолвие, но, покрытая белой пеленой искрящегося на солнце снега, выглядит менее мрачно. Три ворона медленно плывут над ее простором.