Василий Ян - Всемирный следопыт, 1929 № 01

Все засмеялись и таращили на меня глаза, ожидая, что я скажу на его похвальбу.

— Ну, а дальше что было — спросил я спокойно Михалу. — Так и кончилась твоя история?

— Так и кончилась. А тебе мало?

— А я и не думал, что у тебя пух в голове, — говорю ему. — Хвалился, хвалился, а как после на твоей собаке генерал скакал, ты не досказал.

Все догадались, что я понял вранье Михалы, и засмеяли его, что не удалось ему провести меня.

— Ну и сказки, сын мой, веселые рассказываешь! — с насмешкой повернулся к Михале Газун. — Ну и осрамил ты себя.

— Что? Одурачил тебя Маштак! — устыдила Михалу Туся. — Я так и знала, что в дураках будешь!

Михала стоял как оплеванный и смотрел на спящих у костра ребят. Цыгане затевали песню. Подошла к Михале мать и тихо прогудела ему:

— Что ты не видишь, что они травят тебя на Маштака? — и старуха оскалилась на меня. — А ты что? Смерти ли своей смеешься?

Не стерпел я ее злости и громко спросил, чтоб слышал Михала:

— Ты мне скажи, тетя, почему твой сын мириклей не терпит?

Соскочил с места Михала, схватил бутылку и взмахнул над головой.

— Будет по-моему! — крикнул он и, стиснув зубы, ударил сразмаху бутылкой по своей макушке, и разлетелись стекла во все стороны.

Все присмирели.

— Если знаешь про мирикля, так сам говори! — подбежал он ко мне с кулаками.

Бить бутылку о свою башку, чтоб доказать свою обиду, — такого я от него не ожидал. Газун вылупил на меня глаз, оттолкнул Михалу в грудь, и схватил меня за рукав так крепко, что затянул воротником горло, и оттащил к шатрам.

— Про какие ты спрашиваешь мирикля? — остро смотрел он на меня.

Пожав плечами, я ответил:

— Я не спрашиваю, я хочу подарить твоей дочке.

— А где ты думаешь их найти?

— Где? На базаре.

— Так ты, смотри, Маштак, чтоб я больше не слышал про них! Ступай спать! — и Газун толкнул меня коленом и хрипло крикнул галдевшим у костра цыганам:

— Довольно беситься!

Так закончилась на рассвете наша гульба.

Следующий день был грозный. Катился в табор издалека пушечный грохот. За рекой клубилась от сутолоки дорожная пыль: отходили в тыл обозы, а навстречу им шли к фронту красноармейские части.

Раза два в таборе появлялись конные красноармейцы. Выходил к ним навстречу Газун, снимал шапку и низко кланялся. Красноармейцы шатры осматривали, рылись в тряпках и перинах. Оставляя табор, они предупреждали Газуна, что тут стоять опасно, но он смотрел на них и жалостно говорил:

— Дорогие начальники, куда нам, бессчастным цыганам, уходить? Посмотрите на наших кляч. Они издохнут, если потянут повозки.

Два новых коня — серый и вороной-уже были сделаны негодными: в копыте каждого сидела вколотая иголка с ниткой. Хромые кони вместе с костлявыми клячами паслись около табора.

Газун был спокоен, что больных коней никто не отнимет. Он почему-то надеялся, что через несколько дней наступит вокруг табора тишина, и тогда будут вынуты у обоих коней иголки, и цыгане погонят их на продажу.

Со мной Газун не говорил. Он подозрительно, осматривал меня с ног до головы, когда я подходил к нему. Я слышал, как он в шатре допрашивал Туею о мириклях. Она голосила, говорила, что ни в чем не виновата. Что он хотел выведать у нее — я не мог догадаться. Я только понял, что мирикля для них что-то особенное значит.

Мне помнится один табор сибирских цыган, который приходил в ярость если услышит разговор про кошку. Они боялись сказать «мыца» (кошка), а если и случалось ее упомянуть, то называли ее с каким-то страхом «мэумытко» [17] Повидимому, слово звукоподражательного характера. ). Среди них живет сказка о трех кошках. Сказку эту можно рассказывать только в ту ночь, когда появляется на небе новый месяц.

«Однажды темной ночью, — говорится в сказке, — упали с неба в один табор три кошки, которые пожрали нутро коней и повыцарапали глаза цыганам. После кошки поселились на берегу реки, у моста. И когда цыгане проезжают мост, кошки прыгают коню на голову и тащат его с повозкой в реку».

Чтобы не случилось нападения кошек, цыгане, пока не переедут мост, шепчут:

— Мэумытко, мэумытко, сыр проладача паны — дача туки балвас. [18] Кошка, кошка, как проедем реку — дадим тебе сало. )

Проехав благополучно мост, они бросают на берег куски хлеба или сала. Увидать валяющуюся у дороги дохлую кошку — предвещает несчастье. Поэтому они свертывают в сторону и едут другой дорогой.