Десмонд Бэгли - Пари для простаков

Чувство вины терзало его. Уоррен положил его на обе лопатки. Впервые в жизни он потерпел поражение. Он презирал себя самого и еще больше Уоррена за то, что тот ткнул его носом в его пороки. Но положа руку на сердце он вынужден был признать, что превысил пределы допустимой обороны и напоследок оскорбил Уоррена, не желая признать его правоту и, следовательно, превосходство.

А что же Джун? Что она значила для него? Он вспомнил о ней, прежней — веселой, легкой, беззаботной. Когда он был готов дать ей все, от самых дорогих и модных туалетов до престижных школ, балов, каникул в Европе и всего прочего.

Всего, кроме себя самого, — думал он с раскаянием.

А затем с Джун что-то случилось. Откуда-то в ней возникла ненасытная страсть к деньгам, не к нарядам, не к прочим благам, а именно к деньгам. Хеллиер всю жизнь пробивался сам, считал, что молодые люди должны сами всего добиваться. И если поначалу он пытался увещевать дочь, то потом все их встречи заканчивались бурными скандалами. В конце концов он потерял терпение и перестал с ней видеться. Уоррен прав: он оттолкнул от себя дочь, так и не поняв, что с ней произошло.

После кражи серебра он убедился, что дочь для него безвозвратно потеряна, и единственное, что его заботило, — как бы этот скандал не просочился в прессу. Да и сейчас, к своему стыду, он признался в этом, после встречи с инспектором Стифенсом его больше всего беспокоило, что результаты расследования подмочат его репутацию и вся эта история станет достоянием газет.

Как же все произошло? Как случилось, что он потерял сначала жену, а затем и дочь?

Он ведь работал, да, работал!

Когтями и зубами карабкался вверх, не брезгуя никакими средствами. Он виртуозно обхаживал партнеров и рисковал миллионами. Взять хотя бы эту поездку в Америку — он-таки обломал, черт возьми, этих крутых янки, но какой ценой! Язва, повышенное давление, нервные стрессы и три пачки сигарет в день — вот итог тех шести месяцев.

И погибшая дочь.

Он оглядел свою комнату, взглянул на воздушно-легкого Ренуара на одной стене, на Пикассо голубого перила — на другой. Символы благополучия. Он вдруг проникся к ним отвращением и пересел в другое кресло, откуда картины были не видны и открывалась панорама Лондона — на дворец святого Джеймса с тюдоровскими амбразурами.

Ради кого он так азартно запоем работал? Сначала ради Элен и юной Джун, ради других будущих детей. Но Элен не захотела больше иметь детей, и Джун была единственной. Наверное, тогда его работа уже стала для него своего рода наркотиком. Он целиком растворился в атмосфере киностудий, где царили артисты и деньги, где так много значил счастливый жребий. А жена и дочь — они отошли на второй план.

Может быть, поэтому Элен начала изменять ему сперва скрытно, а потом откровенно и вызывающе. Поползли грязные слухи, и он добился развода.

Господи, ну а Джун? Ведь работа поглотила его целиком, без остатка. Вся его жизнь оказалась сплошной цепочкой дел, разговоров, поездок, в ней не оставалось места ни для чего, кроме работы.

Он посмотрел на свои руки. «Я — просто робот, — подумал он с тревогой. — Мозговое устройство — для принятия решения, а руки — для подписывания чеков».

А дочь его, Джун, потерялась. Внезапно его охватил жгучий стыд за то письмо, о котором говорил Уоррен. Теперь он вспомнил, как все было. Та неделя выдалась беспросветной. Он готовился к поездке в Америку, утрясал все дела и совершенно замотался. Однажды в коридоре его остановила секретарша, мисс Уолден.

— У меня для вас письмо от мисс Хеллиер, сэр Роберт. Она просит разрешения встретиться с вами в пятницу.

Он в отчаянии потер подбородок. Ему хотелось повидаться с дочерью, но в то же время не хотелось отрываться от дел.

— Ах, черт! У меня же запланирована встреча с Мэтчетом на утро. А это означает и ланч вместе с ним. А что у меня после ланча, мисс Уолден?

Не заглядывая в свои записи, та тут же ответила:

— Самолет вылетает в три тридцать. Так что вам не стоит сильно задерживаться за ланчем.

— Ага. Мисс Уолден, окажите мне любезность. Напишите моей дочери письмо и объясните ей ситуацию.

Сообщите, что я напишу ей из Штатов сразу, как только немного освобожусь.

И он отправился дальше по своим делам и занимался ими до вечера, весь свой восемнадцатичасовой рабочий день. А через два дня настала та самая пятница, и была встреча с Мэтчетом, и обильный ланч, который был устроен, чтобы завоевать расположение Мэтчета. Сразу после ланча он поспешил в аэропорт Хитроу и отбыл в Нью-Йорк, где его ждали Хьюминг и Моррин со своими весьма сомнительными предложениями.