Жюль Верн - Север против Юга

Флоридцев обобрали до нитки, у них отняли даже одежду. Кроме того, под угрозой смерти им запрещено было когда-либо снова вступать на эту территорию, которую семинолы считали своей неотъемлемой собственностью. А чтобы можно было узнать их, если б им вздумалось нарушить запрет, вождь племени прибегнул к очень простому средству: он приказал вытатуировать на руке у каждого из них несмываемое клеймо соком красящего растения, вводимого под кожу с помощью острой иглы. После этого флоридцев отпустили, не подвергнув их больше никакому насилию. Они вернулись к себе домой в довольно плачевном состоянии, меченные, так сказать, тавром индейского племени и не испытывая, разумеется, ни малейшей охоты снова попасть в руки семинолов, которые, чтобы сдержать свое слово, на этот раз уже непременно перерезали бы их всех без всякой жалости.

В другое время милиция графства Дьювал не оставила бы безнаказанным подобное нападение: она отправилась бы в погоню за кочевниками. Но теперь ей было не до этого. Страх перед вторжением федералистов преобладал над всем. Самым важным было во что бы то ни стало отстоять от них фарватер Сент-Джонса и орошаемые рекою области. Вот почему нельзя было отвлекать войска конфедератов, расположенные от Джэксонвилла до самой границы Джорджии. Экспедицию против семинолов, до того обнаглевших во время гражданской войны, что они стали появляться в северных областях, откуда их, казалось, навсегда изгнали, решено было отложить до лучших времен. Но уж тогда дело не ограничится тем, что их оттеснят в Эверглейдские болота: на этот раз их постараются истребить всех до единого.

Пока что, однако, было очень рискованно углубляться в западные области Флориды, и если бы Джемс Бербанк направил свои поиски в эту сторону, он только подверг бы себя новым опасностям, помимо тех, которые обычно сопряжены с подобного рода экспедициями.

Между тем лодка приблизилась к левому берегу реки. Теперь уж Скуамбо знал, где он находится, и не боялся сесть на мель.

Спустя несколько минут лодка очутилась под темным сводом, деревьев, где мрак был еще гуще, чем на середине реки. Даже сам Скуамбо не решался плыть в такой темноте, хотя и знал эту местность как свои пять пальцев. Поэтому, пользуясь тем, что тут никто не мог их увидеть, он приказал одному из негров срубить смолистую ветку и зажечь ее на носу лодки. Слабого света этого дымящегося факела индейцу оказалось вполне достаточно, чтобы не запутаться в лабиринте протоков. Около получаса лодка плыла еще по извилинам бухты и, наконец, пристала к острову, на котором находился блокгауз.

Тут Зерме ведено было сойти на берег. Усталая девочка крепко спала на руках кормилицы и не проснулась даже тогда, когда мулатка вошла в блокгауз и ее заперли в одном из его боковых помещений.

Зерма укутала Ди в одеяло, валявшееся в углу, и уложила ее на какое-то жалкое подобие кровати. Сама же она села подле нее, чтобы охранять сон малютки.

На следующий день, 3 марта, в восемь часов утра Скуамбо явился в комнату, где ночевала Зерма. Он принес пленницам еду — хлеб, кусок холодной дичи, фрукты, — жбан довольно крепкого пива, кувшин воды и кое-какую утварь. Кроме того, один из негров поставил в углу комнаты какую-то старую рухлядь — не то туалет, не то комод. Там было немного белья — простыни, полотенца — и необходимые в обиходе мелочи для девочки и для мулатки.

Ди еще спала. Зерма знаком попросила Скуамбо не будить ее.

Когда негр вышел, Зерма шепотом спросила индейца:

— Что с нами будет?

— Не знаю, — отвечал Скуамбо.

— А что приказал вам Тексар?

— Тексар или кто другой, это неважно, — сказал индеец, — но мне приказано вот что: покуда вы здесь, жить вы будете в этой комнате и на ночь вас будут запирать.

— А днем?

— Днем можете гулять внутри ограды.

— Покуда мы находимся здесь? — спросила Зерма. — А где же мы находимся?

— Там, куда мне велено было вас доставить.

— И долго нас здесь продержат?

— Я вам сказал все, что мог, — ответил индеец, — больше я ничего не скажу, так что и расспрашивать бесполезно.

С этими словами Скуамбо, которому, очевидно, приказано было не пускаться в долгие разговоры, вышел из комнаты, оставив мулатку наедине с девочкой.

Зерма поглядела на Ди, и на глазах у нее выступили слезы, но она поспешила отереть их: проснувшись, девочка не должна была видеть, что ее кормилица плачет. Необходимо, чтобы Ди поскорее привыкла к своему новому, быть может опасному, положению, — испанец ведь на все способен.