Наталья Патрацкая - Алмазная дама

Люди катались по кругу стадиона и были счастливы, если светил свет в углах стадиона и звучала музыка. В финансовые времена бесплатные развлечения практически исчезли. Построили закрытые катки, для любителей и профессионалов, где все удовольствия за деньги. Еще хуже то, что такой стадион стоит на отшибе городка или района большого города и без своей машины малодоступен. Это развлечение городское.

Школьные стадионы за зиму покрываются собачьими отходами, здесь легкий выгул собак. К маю, кто-то все вычищает, и на стадионе малыши учатся кататься на велосипедах трех и двух колесных. В центре школьного стадиона, на гравии играют команды, по принципу: кто подошел играть, тот и футболист. Институтские стадионы больше размером, здесь сдают физкультурные и спортивные нормы, кто на оценку, кто на разряд. Чаще на стадионе играют в футбол команды, весьма подготовленные.

Такой стадион можно использовать для прыжков с парашютом. Летом, когда студенты отдыхают и сдают вечную сессию, на скамейках стадиона сидят мамы с колясками и загорают. Еще есть стадионы заводские, их построили в старые времена, на них свое рвение вполне могут демонстрировать каскадеры, которые ставят несколько автомобилей в ряд и по их крышам беснуются на мотоциклах. Эти стадионы используются очень редко.

Было такое забавное время, когда на стадионах продавали одежду и обувь, когда некогда популярные стадионы зарабатывали деньги, предоставляя в аренду площади под рыночную торговлю. Не все стадионы пустовали, я любила ездить на стадионы-рынки, мне иногда везло в покупках, особенно стадионы выручали в то время, когда с деньгами было напряженно в семье. Чем больше было в семье денег, тем в более хорошие магазины я ходила, и о любви на стадионе с годами я перестала вспоминать.

Всему свое время, но авантюризм получения денег в моей душе остался, мне хотелось легких денег, ведь Свифт перестал ездить по крупным странам, и денег стало меньше.

За рулем темной машины сидел Герасим, я сидела рядом с ним, мы объехали город и заехали на заброшенный лесной, заводской стадион, проехали по кругу и остановились на противоположной стороне от входа. Снег белый, матовый окружал машину со всех сторон. Внутри машины было тепло, можно представить, что мы находимся в космосе: огней не видно, вторая половина дня, но еще не ранняя зимняя ночь. Нам нужно было поговорить о своих проблемах, в разговор ненавязчиво стали проникать руки.

Руки касались рук, шеи, забирались под джемпера, там теплее, и уютнее, чем просто в машине. Ноги не отставали и как бы между прочим одни ноги нашли другие ноги. Губы оказались в этой игре третьими и естественно встретились друг с другом. Один язык проник в соседний рот, тот язык пришел в рот к первому, они обменялись языковой лаской. Два рта, испытав радость от общения, наконец, закрылись, но руки усилили свою деятельность и стали проникать в космические глубины человеческой одежды. Рукам показалось, что одежды они встречают слишком много, и стали снимать лишнее.

Самые запретные места человеческого тела, обычно хорошо закрыты одеждой в зимний и морозный день, но руки вездесущи, а губы работают, как аккумулятор энергии, и бастионы одежды сдают свои позиции под руками двух любящих людей. Герасим дошел до запретных мест первый, я не отставала и изучала крепость ремня на его брюках.

Любовь в машине, на заброшенном стадионе была откровенна до безумия, мы были ненасытны, но все заканчивается, особенно физическая любовь. Спинки сиденья, в опущенном виде послужили двух спальной кроватью. Поцелуй после любви, краток, как благодарность. Руки уже потеряли интерес к партнеру и занимались собственной одеждой. Ноги удалялись друг от друга. Спинки сидений занимали вертикальное положение. Мы безвинно сидели в машине, он тронул машину с места, и мы уехали с заброшенного стадиона, вдали мерцали огни города.

– Агнесса, я к тебе еду? – спросил по телефону известный в стране мужчина через две недели после поездки на стадион.

– Нет, у меня мама дома, а Свифт в командировке, – ответила я с волнением в голосе.

– Я жду тебя в машине.

Я стала быстро одеваться, в этот период времени я жила у родителей в своей комнате.

Валентина Савельевна, что-то заподозрила в поведении дочери и спросила:

– Агнесса, ты куда?

– Поеду к Татьяне.

– Нет, врет. Нет, вроет, – проговорил попугай.

Герасим весь из себя красивый сидел за рулем машины. Белый мохер жилета, под черной великолепной шевелюрой, уложенной известным парикмахером, манил своим уютом. Сами понимаете, зима… Машина уехала в темноту неизвестности. На мне был мохеровый джемпер из меланжевой пряжи. Мохер с мохером хорошо соединились…