— Ну, в общем да… черт возьми!
При этих словах Жан де Монвиль, стоявший с поникшей головой, гордо выпрямился. Нездоровое любопытство уступило место праведному гневу, и он уже жалел, что вступил в разговор с наглым бандитом. Теперь всем своим видом юноша выражал явное отвращение. С его презрительно искривившихся губ сорвалось единственное слово:
— Никогда!
— О, не стоит торопиться, любезный, — с небрежной усмешкой бросил его собеседник. — Полагаю, что, хорошенько поразмыслив, вы примете это предложение. Даю вам неделю на размышления. Утром восьмого дня прикажите вывесить белый флаг в окне, что находится на самом верху башни с часами. Это будет означать, что вы согласны.
— Никогда! Слышите, никогда!
— Послушайте, у меня, как и у графини де Ружмон, есть на примете другой кандидат. Он благородного происхождения, силен, красив и так же, как вы, беден и влюблен. Черт побери, похоже, мой человек и будущий зять графини — одно и то же лицо, а значит, он окажется в выигрыше по всем направлениям, а ваша жизнь будет окончательно разбита. Но пока, тысяча чертей, вы мне подходите больше — на то есть особые причины, вам это вряд ли покажется интересным. Так что хорошенько подумайте, барон, прежде чем отказываться от моего предложения. Боюсь, как бы потом не пришлось пожалеть об отвергнутой короне Повелителя разбойников. Словом, жду вас через восемь дней на опушке леса Ла-Мюэт. Если не придете, мое место займет ваш соперник, ибо именно в этот день я хочу назначить своего преемника. И сделаю это. А теперь — до свидания, барон де Монвиль!
С этими словами искуситель, поклонившись, распахнул перед молодым человеком дверь, проводил его через двор к воротам и, слегка толкнув створки, открыл их. Лошадь барона, привязанная к железному кольцу в ограде, ожидала хозяина.
Пока Жан отвязывал поводья, Фэнфэн с насмешливой почтительностью держал стремя. Легко вскочив в седло, молодой человек пришпорил коня и исчез во тьме.
Неделя, отпущенная Фэнфэном барону де Монвилю, истекла. Настал вечер восьмого дня. В трех с половиной лье от замка, в лесу Ла-Мюэт, одно лишь упоминание о котором вселяло ужас в местных жителей, разыгралась сцена, достойная внимания.
На поляне пылали жаркие костры, вздымая к небу огромные языки пламени, напоминавшие отблески пожара. Вокруг сновало множество людей — мужчин и женщин самого разного возраста. Все они собрались на грандиозную пирушку. Здесь были убеленные сединами старцы, малыши со смышлеными мордашками, почтенные матроны, девушки в крестьянских нарядах, особы явно зажиточные и девицы в невообразимых лохмотьях. Но больше всего на глаза попадалось крепких мужчин в расцвете лет с дерзкими загорелыми лицами, одетых кто во что горазд — в потрепанные мундиры, крестьянские куртки, костюмы состоятельных буржуа и даже в нищенские отрепья. Всего же на поляне толклось не меньше тысячи человек. Нанизанные на вертела из палок огромные куски свинины, баранины и говядины, ломти мяса, тушки кур, гусей, индюшек и уток коптились над огнем или жарились на угольях. Собравшиеся предавались необузданному веселью — орали, горланили песни, плясали, устраивали бурные потасовки, словом, производили такой шум, от которого, казалось, вот-вот лопнут уши.
Внезапно часовой, вооруженный ржавым мушкетом, издал протяжный крик, означавший сигнал тревоги, — прямо перед ним из лесного мрака появились два всадника.
— Стой! Кто идет?
— Оборванец! Друг оборванцев! — ответил звонкий голос.
— А что ты делаешь?
— Скачу кроликом да щиплю травку.
— За кем ты ходишь?
— За тем, кто с огнем.
— А бывал ли ты в лесу?
— И в лесу, и в долу.
— Топай, парень. Ты, видать, местный.
Ответив на странные слова пароля, оба всадника не спеша двинулись вперед и вскоре подъехали к костру. При их появлении гвалт мгновенно прекратился и воцарилась гробовая тишина.
Лицо одного из всадников, того, что повыше ростом, закрывала черная маска. Его спутник, видимо, не имевший причин прятать лицо, изящным движением, исполненным неуловимой иронии, приложил руку к треуголке и, приветствуя собравшихся, громко произнес:
— Мое почтенье, разбойнички!
Толпа отвечала нестройным хором:
— Здравствуй, Главарь!
Всадники спешились. Человек в маске, казавшийся настоящим гигантом, с любопытством смотрел сквозь прорези для глаз на пеструю орду, чье почтение к своему предводителю ничем не напоминало раболепие слуг, а, напротив, выглядело вполне заслуженным уважением к человеку сильному, отважному и умному.
Читать дальше