Сергей Абрамов - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Ирка! — орал он как оглашенный. — Отзовись, где ты?

Но не отзывалась Ирка, не слышала мужа. Наверно, занес конвейер ее невесть куда — может, в бельэтаж, а может, и вовсе на галерку.

А туман опять сгустился, укрыл сидящих, отделил их друг от друга. Туман буквально облепил Сенькино лицо, туман стекал холодными струйками по щекам, по шее, заплывал под майку — она вся промокла на ощупь. Сенька, как пловец, разгребал туман руками, а он густел киселем, и вот уже мучительно трудно стало идти, а кричать — совсем невозможно.

— Ирка! Ирка!

Сенька выдавливал слова, и они повисали перед лицом — прихотливой туманной вязью, буквы налезали одна на одну, сплетались в узоры, а нахальные восклицательные знаки норовили кольнуть Сеньку — и все в глаза, в глаза. Он отщелкивал восклицательные знаки пальцами, они отпрыгивали чуток и снова — в атаку…

А голос из репродуктора грохотал:

— Ищите друг друга! Прорывайтесь! Не жалейте себя! Выстроенное вами да рухнет!..

И опять фальцетик нахально влез:

— Ой, не смогут они, ой, сил не хватит, ой, обленились, болезные, привычками поросли…

— Ирка! — прохрипел Сенька.

А тот тайный внутри него сказал тихонько:

— Неужто не сможешь, Сеня? А ну, рвани!

И Сенька рванул. Разодрал руками сплетенные из тугого тумана слова, нырнул в образовавшуюся брешь, судорожно вдохнул мокрой и горькой слизи, выплюнул ее в душном приступе кашля…

…и увидел свет…

…и ослеп на мгновение от резкого и мощного света, но не успел испугаться, потому что сразу же услышал внутри себя удовлетворенное:

— Теперь ты совсем здоров.

Сенька поверил тайному и открыл глаза.

В комнате горела люстра, а Ирка сидела на стуле перед кроватью и плакала. Слезы текли у нее по щекам, как туман в Сенькином сне.

— Ты чего? — Сенька по-настоящему испугался. Во сне не успел, а тут — сразу: — Уж не случилось ли что? Почему рев?

— Сенечка… — всхлипывала Ирка. — Родной ты мой…

— Кончай причитать! Живой я, живой.

— Да-а, живой… — ныла Ирка. — Ты меня во сне звал, так кричал страшно… Я тебя будила, трясла-трясла-а, а ты спишь…

— Проснулся. Все. Здоров. — Сенька сел на кровати, огляделся. — Где мои штаны?

— Какие штаны? Какие штаны? Лежи! У тебя температура.

— Нету у меня температуры. Сказал: здоров.

— Так не бывает. — Слезы у Ирки высохли, и, поскольку муж высказывал признаки мало понятного бунта, в ее голосе появилась привычная склочность: — А ну ляг, говорю!

— Ирка, — мягко сказал Сенька, и от этой мягкости, абсолютно чуждой мужу, Ирка аж замерла, затаилась. — Ирка, Ирка, дура ты моя деревенская, ну не спорь же ты со мной! А лучше собери что-нибудь пожевать, жрать хочу — умираю. Наденька где?

— В садике. Я ее на ночь оставила. Ты же больной…

— В последний раз оставляешь, — строго заявил Сенька. — Ребенок должен регулярно получать родительское воспитание.

Этой официальной фразой Сенька добил жену окончательно.

— Хочешь, я схожу за ней? — растерянно спросила она.

— Сегодня не надо. Сегодня я буду занят.

— Чем? — Растерянность растерянностью, а семейный контролер в Ирке не дремал. — Магазины уже закрыты.

— При чем здесь магазины? — Сенька разговаривал с ней, как будто не он болен, а она, как будто у нее высокая температура. — Некогда мне по магазинам шататься, некогда и незачем. Все, Ирка, считай — завязал.

— Ты уж тыщу раз завязывал.

— Посмотришь, — не стал спорить Сенька, взял со стула джинсы и начал натягивать их, прыгая на одной ноге.

И это нежелание доказывать свою правоту, спорить, орать, раскаляться докрасна — все это было не Сенькино, чужое, пугающее.

— У тебя кто-нибудь есть? — жалобно — нелогично и невпопад — спросила Ирка.

Сенька застыл на одной ноге — этакой удивленной цаплей, не удержал равновесие, плюхнулся на кровать. Засмеялся:

— Ну, мать, ты даешь!.. Дело у меня есть, дело, понятно?

— Понятно, Сеня, — тихо сказала Ирка, хотя ничего ей понятно не было, и пошла в кухню — собирать на стол, кормить странного мужа.

А Сенька застегнул джинсы, босиком подошел к окну, прикинул расстояние от своего подъезда до двенадцатого. Получалось: стена закроет выход на набережную, превратив двор в замкнутый со всех сторон бастион. А если еще и ворота на проспект запереть…

— Почему я? — с тоской спросил Сенька. И тайный — внутри — ответил:

— Потому что ты смог .

— Что смог?

Но тайный на сей раз смолчал, спрятался, а Ирка из кухни крикнула: