Томас Рид - Сын Альбиона

— Конечно, это была печальная ошибка.

— Совсем не очевидно, капитан, совсем не очевидно. Хотел бы я, чтобы так было. Есть основания опасаться худшего.

— О чем вы, граф?

— Я говорю о предательстве.

— Ха!

— Эта бесполезная осада очень напоминает предательство. А это постоянное отступление по правому берегу Тисы, не пересекая реку и не соединяясь с Сандором! С каждым днем армия редеет, из нее бегут тысячами. Sacre! Если это так, мы проделали долгий путь зря. И бедная свобода скоро увидит последнюю безнадежную схватку на равнине Пушты. Может, самую последнюю во всей Европе! Ах!

С этим восклицанием граф ударил шпорами и перешел на галоп, словно торопился принять участие в схватке, пусть и безнадежной.

Младший всадник, по-видимому, повинуясь такому же желанию, поскакал за ним.

Они скакали галопом, пока не показались окраины Вилагоша.

Над рощами олив и акаций, окружающих любую венгерскую деревню, показались крыши.

Вокруг просторно раскинувшегося поселка всадники увидели палатки с флагами над ними, эскадронами передвигалась кавалерия, строилась рядами пехота, тут и там скакали всадники в гусарских мундирах, за ними тянулись свободно свисающие с плеча доломаны. [90] Доломан — принадлежность гусарского мундира.

Слышался бой барабанов, звуки сигнальных рожков и гул больших пушек.

— Кто идет? — раздался неожиданно возглас на венгерском языке.

У входа в пастуший шалаш стоял солдат. В шалаше находился караульный пост.

— Друзья! — ответил австрийский граф на том же языке. — Друзья общего дела. Да здравствует Кошут!

Услышав эти магические слова, солдат опустил карабин, а из шалаша выбралось с полдюжины его товарищей.

Пароль, полученный графом в Араде, сделал переговоры короткими, и под крики «Да здравствует Кошут!» путники двинулись дальше.

Полчаса спустя граф Рузвельдт и капитан Мей-нард — именно они были двумя быстрыми всадниками — достигли Вилагоша и оказались в лагере венгерской армии.

Они остановились в центре, перед палаткой главнокомандующего. Прибыли они как раз вовремя, чтобы стать свидетелями необычной сцены, каких не встретишь в военной истории.

Вокруг собрались офицеры всех званий и всех родов войск. Они стояли группами, возбужденно разговаривали, время от времени подходили к другим товарищам.

Все свидетельствовало о подготовке к сражению, но что-то загадочно сдерживало эту подготовку. Повсюду мрачные взгляды и мятежные речи.

На расстоянии слышался постоянный гул артиллерии.

Собравшиеся знали, откуда доносится канонада и что ее вызвало. Знали, что стреляют под Темешваром, где Шандор Надь со своим поредевшим героическим отрядом сдерживает армию Редигера.

Да, их замечательный и любимый товарищ Шандор Надь, этот великолепный кавалерийский офицер, которому уступают даже beau sabreur [91] Отличные рубаки (фр.). французы, сражается в неравной битве!

Именно мысль об этом вызывала мрачные взгляды и мятежные речи.

Подойдя к группе офицеров, граф попросил объяснить ему, что происходит. Все они были в гусарских мундирах и казались более возбужденными, чем остальные.

Один из них шагнул вперед и схватил графа за руку, воскликнув:

— Рузвельдт!

Его узнал старый товарищ по службе.

— У вас неприятности? — спросил граф, едва ответив на приветствие. — В чем дело, мой дорогой друг?

— Слышите эти пушки?

— Конечно.

— Это храбрый Шандор сражается против превосходящего противника. А этот коварный химик не отдает нам приказа идти ему на помощь. Сидит в своей палатке и словно оглох, потому что ни на что не отвечает. Поверите ли, Рузвельдт: мы подозреваем его в предательстве!

— Если подозреваете, — ответил граф, — то вы большие глупцы, позволяя предательству созреть. Вам следует выступить без его приказа. Со своей стороны — я говорю и от имени своего товарища, — мы здесь не останемся, когда где-то сражаются. Наше дело общее, и мы проехали несколько тысяч миль, чтобы обнажить в его защиту сабли. Мы опоздали в Баден, а если останемся здесь с вами, можем пережить еще одно разочарование. Идемте, Мейнард! У нас нет дел в Вилагоше. Идемте в Темешвар!

С этими словами граф быстро направился к лошади, которая оставалась нерасседланной. Капитан пошел с ним. Но не успели они сесть верхом, как произошла сцена, которая заставила их остановиться.

Гусарские офицеры, и среди них несколько в высоких званиях — генералы и полковники, — слышали слова Рузвельдта. Друг графа сообщил им его имя.