Евгений Кораблев - Созерцатель скал

...Наверху шла азартная игра со смертью. Она то кидалась на «Мысовую» огромным мутным валом, со страшным белым гребнем наверху, находившимся выше судна, почти на одном уровне с мачтой, и обрушивалась вниз, чтобы раздавить дощаник; то глядела снизу, из внезапно разверзшейся рядом с «Мысовой» пропасти, куда «Мысовая» стремительно падала. То смерть хватала судно за борт и опрокидывала его на бок, стараясь погрузить в бешено кипевшие волны; то свирепыми усилиями она пыталась разорвать самый остов дощаника, и ветхая несчастная «Мысовая», сколоченная деревянными гвоздями, жалобно скрипела и стонала. Но рев бури заглушал ее скрип и треск. А в образовавшиеся пазы в судно начинала просачиваться вода, уменьшая силу его сопротивления.

Когда стемнело, страшный враг неожиданно кинулся из-за подводного камня и с ужасающей силой схватил «Мысовую» зубами за дно. Еще бы мгновение, и дощаник разлетелся в щепки. Но «Мысовую» строили умелые руки, и доброе старое судно устояло, только скользнуло по камню и понеслось дальше. Ветер гнал его в сторону, противоположную его прежнему курсу. Буря все усиливалась...

Это продолжалось всю ночь.

А когда мутный рассвет поднялся над беснующимся морем, сарма все еще свирепствовала и гонялась за несчастным дощаником.

«Мысовая» начинала слабеть. Капитан понял, что игра продолжаться долго не может. Волнами и ударом о камень судно раскачало и расшатало так, что из всех пазов лилась вода. Матросы не успевали откачивать, и судно тяжелело все более и более.

Надо было принять решительные меры. В бешено ревущее море полетели тяжелые ящики и бочки, «Мысовая» облегченно поднялась, не так тяжело уже перебегала она теперь по водяным горам.

Впрочем, капитан знал, что это не поможет ее печальной участи. Через несколько часов сарма сменилась другим ветром, который изменил направление судна и бешено погнал его к скалистым отвесным берегам острова Ольхона. А через некоторое время, ближе к северу, их опять понесло на восток, к скалам полуострова Святой Нос. И там и здесь их ждали грозные дикие скалы, изгрызенные бурями, иссеченные волнами. Судно, которое несется на них ураганом, можно считать погибшим.

Пассажиры выбрались на палубу. Все больше и больше из дали выступали берега. И скоро все увидели, что ждало их. И содрогнулись.

То, что их ужасало ночью, было только шуткой в сравнении с тем, что увидели они перед собой теперь.

Вдали вода грозно кипела и клокотала около отвесных острых черных утесов, вздымавшихся кверху на несколько десятков метров.

Судно, облегчившись от груза, со страшной быстротой мчалось туда, точно там ждало его спасение.

Мистер Таймхикс не выдержал этого зрелища, закрыл лицо руками и уполз обратно в каюту. Бурят с каким-то стоном бормотал свое: «Ом-ма-ни-бад-ме-хом! Ом-ма-ни-бад-ме-хом!» Потом вдруг дико вскрикнул и оборвал.

Остальные стояли точно окаменелые.

– Никакой надежды? – спросил профессор капитана.

Моряк пожал плечами.

– Почему он не пробует бросить якорь? – тихо сказал профессор старику.

– Под нами полкилометра, а то и километр глубины, – сурово ответил старик.

– А ближе к берегу?

– При такой волне сорвет... Нас теперь никакой якорь не спасет... Да...

Он громко разразился такой страшной бранью, что у всех похолодело на сердце.

Матросы, поняв, что бесполезно продолжать что-либо делать, когда остался какой-нибудь час жизни, бросили работу.

Все по-прежнему стояли на палубе. Казалось, так легче встретить смерть. Показалось неясное солнце. Наступил день.

По мере приближения утесов шум от волн делался все грознее и ужаснее, переходя в сплошной рев, за которым ничего не было слышно.

– Приготовь якорь! – крикнул вдруг капитан.

Несколько матросов кинулись к якорю. Загрохотала цепь. С бранью начали спускать.

Минута тоскливого испуганного ожидания, во время которой грозные берега со страшной быстротой летели навстречу... О, радость! «Мысовая» вдруг дернулась и остановилась. Но сейчас же, точно передумав, подпрыгнула и снова с прежней скоростью понеслась вперед, к скалам...

Капитан махнул рукой и выразительно посмотрел на пассажиров. Потом он повернулся к ним спиной и, скрестив руки на груди, стал смотреть на приближавшиеся утесы. Его бездеятельность в эти жуткие мгновения говорила: «Все кончено!» Жалобный вой Байкала, донесшийся в эту минуту из каюты, показал, что не только люди, но и собака чуяла приближение конца.