Евгений Кораблев - Созерцатель скал

– Как называется бухта, где мы высадились?

– Отстой, Пещерки. Здесь останавливаются иногда нерполовы, рыбаки.

– Она должна хорошо защищать от западных ветров.

– Да, – подтвердила девушка. – Даже при северо-восточных волна здесь слабеет, разбиваясь о риф. Для пароходов у нас опасны туманы. Летом они здесь часты. Почему-то держатся около берегов и прячут от пароходов отстой.

– Случаются аварии?

– Бывает. Иногда пароходы часами стоят около отстоя и войти не могут.

– А давно привезли наш багаж?

– Давно. Последнее время пароходы перестали сюда заходить. Сидим без сахару, газет, нет мануфактуры, мало масла. Не знаем, что делается на белом свете. Должно быть, в Иркутске какая-нибудь задержка.

Профессор сообщил девушке о появлении шайки бандитов.

– Значит, до осени без пароходов.

Они шли, оживленно разговаривая.

Тошка лукаво показал Федьке глазами на светившееся интересом молодое лицо Булыгина.

– Профессор-то! Точно новый вид hammaridae baicalensis открыл!

– Он ко всякой романтике неравнодушен, – ответил Федька. – А в нее можно влюбиться.

Тошка невольно, вспомнив о ком-то, задумался. И глаза его подернулись грустью и лаской.

Нет, верно, правду говорят: «Не по хорошу мил, а по милу хорош». Ни на кого бы ту, кого вспомнил, не променял.

– Погоди, – сказал он, – надо ему напомнить! Профессор! – крикнул Тошка.

Булыгин обернул к ним улыбающееся лицо.

– У вас Ушканьи острова значатся как одно из возможных мест для устройства биологической станции?

– Да, конечно, – подтвердил Булыгин. – Они расположены посредине Байкала, вдали от берегов. Кроме того, фауна их чрезвычайно интересна. Есть еще и другие преимущества.

– Последнее обстоятельство не вызывает наших сомнений, – рассмеялся Тошка. – Я Федьке и говорю, что вопрос о месте для биологической станции после сегодняшнего дня почти предрешен.

– Почему? – профессор широко раскрыл глаза.

– Вы сами говорили, что у Ушканьих есть ряд преимуществ. А сегодня мы открыли новый чрезвычайно интересный вид baicalensis, занявший исключительное внимание науки.

Глаза профессора вдруг заискрились смехом. Он заразительно расхохотался и, показав ребятам за спиной кулак, догнал спутницу.

Дом смотрителя маяка находился невдалеке. Он был построен в скале, защищавшей его от ветров, которые отличаются на Байкале необыкновенной силой.

Смотритель принял экспедицию очень радушно.

Еще весной, получив багаж и письмо от географического Общества, он сделал все, что мог: приготовил помещение, комнату для работы.

Смотритель был из карымов [15], пожилой человек с военной выправкой. Вдвоем с женой они вели небольшое хозяйство, какое было возможно в суровом климате Байкала. Алла, так звали девушку, приходилась им племянницей. Отец ее жил где-то на зимовье, около Верхнеангарска, в Баргузинской тайге, и она приехала погостить.

Баркаса, пригодного для поездок экспедиции, у смотрителя, однако, не оказалось. Но он успокоил профессора, сказав, что июнь и июль – лучшее время для поездок по Байкалу.

Море в это время бывает спокойное.

Остаток дня прошел в раскупоривании ящиков, приведенных пароходом, разборке приборов и орудий для исследовательских работ и драгировок.

Все оказалось в исправности, и профессор остался очень доволен. Работы можно было начинать хоть завтра.

На ночлег экспедиция устроилась в сарае, чисто убранном и приспособленном смотрителем для жилья. Созерцатель скал, однако, решительно заявил, что он будет жить в пещере. Зная ею привычки и неприязнь к обществу, ему не возражали. Смотритель позаботился, чтобы сделать там пребывание ему возможно удобнее, хотел дать постель, посуду, но странный человек отказался от всех услуг.

Вечером Булыгин долго не мог заснуть. Шум Байкала, ровный и неумолчный, не давал покоя. Его нервы все время напрягались, точно вблизи играла какая-то музыка. Бессонница после такого утомительного трудового дня очень его удиви та.

Убедившись, что ему не заснуть, он осторожно поднялся, накинул пальто и, тихонько отворив скрипучую дверь, вышел.

Было уже за полночь. На дворе свободно можно было читать мелкую печать. Стояла одна из тех ослепительных ночей, которые так ярки в прозрачном воздухе Даурского плоскогорья. Кругом все спало. Дом смотрителя белел при месяце наглухо затворенными ставнями. Булыгин направился по дорожке вверх к маяку.

По мере того как он поднимался, в просветы утесов при луне открывался Байкал все шире, все величественнее.