Евгений Рысс - Слепой гость. Повесть

- Вы, Мертруп, - сказал полковник, - уйдете слепым. Я помню, что этот фокус с искусственными бельмами у вас получался не плохо.

Капитан сказал, что этот фокус он может повторить в любое время. Две недели он как-то бродил вблизи английских лагерей, не вызывая никаких подозрений. Это трудно, но недели две-три продержаться можно.

- Да, Мертруп, - покачал головой полковник, - но речь идет о том, что обратиться в слепого вам предстоит не на две недели, а на два года.

И вот тогда-то он и рассказал ему свой план. Вот показания капитана Мертрупа, подписанные его рукой за месяц до расстрела: «Этот план мне показался гениальным. Он ослепил, ошеломил меня. Да, это была вершина немецкой стратегической мысли».

Подробно вспомним о том, что говорил в этот вечер философ и диверсант, полковник Шварке. Вспомним и обсудим.

Прежде всего он сказал, что у Германии дрянная армия. Мало современных пушек и самолетов. Но люди, которые носят в петлице свастику, готовы, сказал он, к тому, чтобы взять власть в свои руки. Это значит, что через два года Германия будет иметь и пушки, и танки, и самолеты. Что же, он был прав. Вскоре выродок в коричневой рубахе, тезка покойного капитана Адольфа Мертрупа, взял власть в этой стране. «Истинные» немцы только крякнули., когда их посадили на голодный паек, да поздно. Зато они получили пушки).

- Итак, Мертруп, - говорил полковник, - Германия будет иметь первоклассную армию. Через два года здесь будет ненависть, нищета и развал.

С точностью астронома, высчитывающего срок солнечного затмения, он высчитывал сроки нашей смерти. Он назначил чуть ли не день, когда мы останемся без угля, без железа, без хлеба, с поездами, заметенными снегом в пути, с городами без огней, с полями, по пояс человеку поросшими сорными травами. Мы говорили в эти дни о самом крупном сельском хозяйстве в мире, о счастливой зажиточной жизни, - он предрекал нам голод и сыпной тиф. Мы говорили о крепнущей дружбе народов в нашей стране, - он видел впереди погромы и национальные распри.

- Два года, Мертруп, - говорил он, - только два года. История поработает на нас. Но, разумеется, и мы не будем сидеть сложа руки. Эта страна, в которой люди не умеют распорядиться собственными богатствами, нам нужна. Я не буду рассказывать вам о том, что мы делаем на западных границах, это вас не касается. Что делаете вы? Вы обращаетесь в калек. Избрав какое-нибудь ремесло, вы оседаете по городам и деревням. Никакой пропаганды, никаких противогосударственных высказываний. Если возможно, женитесь, плодите ребят, обзаводитесь хозяйством. Главное, чтобы к вам привыкли соседи. Станьте старожилом.

На два года он запирал их, своих подручных, в самое глухое подполье. Эпилептики, сухорукие, глухонемые, они терпеливо должны были ждать условленного часа. Да, это была любопытно задуманная Игра. В «нищей, озлобленной, вконец обездоленной нами, коммунистами, стране», какой она в будущем виделась господину Шварке, является «божий посланец». И люди, увидевшие воочию, как слепец открывает глаза и глухонемой славословит господа, сначала падают ниц, а потом хватаются за кинжалы и факелы-громят, жгут, режут.

Полковник сказал капитану Мертрупу, восхищенному этой красивой картинкой:

- До сих пор вы взрывали мосты и склады, теперь вы взорвете религиозные страсти. И это будет началом восстания. ..

Капитан досказал:

- Началом войны.

Они долго молчали после этих слов, вспоминал он после.

Караульный стрелок прошел по перрону и мельком оглянулся на них. Должно быть, нечто такое было на их лицах, такая злоба или такое дьявольское восхищение, что тотчас же он оглянулся вторично и даже замедлил шаги. Но он ничего не увидел на этот раз. Кашлял старик, прикрывая рукой простуженное горло, да иностранец, скучная туристская фигура в непромокаемом пальто, поглядывал то на часы, то на огоньки семафоров.

Есть арабская сказка о духе, которого царь Соломон заключил в медный сосуд и бросил в море. Озлобленный дух поклялся убить всякого, кто его освободит, так велика была его ненависть ко всему, что живет и радуется под солнцем.

…Четвертый год их подполья подходил к концу. Мертруп говорил: меня поддерживала только ненависть. Он ненавидел всё - бабку твоей подруги Элико, старую грузинку, у которой он жил, прохожих на улице вашего зеленого городка, тебя, веселого мальчугана, такого почтительного и ласкового к старому, слепому корзинщику.