Евгений Рысс - Слепой гость. Повесть

- Я несчастлив, Гуризад, - продолжал слепой. - Я плету свои корзины и разношу их заказчикам и я уже не помню, какого цвета гранат и как выглядит лицо человека.

Он встал и стоял высокий, худой, опираясь на палку, поднимая морщинистое свое лицо.

- Но я не пойду,- сказал он и с силой стукнул палкой об пол,- я не пойду ни в мечеть, ни к мулле, ни к Мехди. Я знаю, что все они жулики и вруны. Я знаю, что все это ложь с начала и до конца. Я много лет живу в Советской стране, и советская власть меня многому научила. И когда я говорю, что не верю, так я не верю совсем и уже навсегда.

Он замолчал и сел, дрожа от волнения. Старик ослабел, и, когда он заговорил опять, голос у него был хриплый и дребезжащий.

- Кто у тебя, Гуризад?- спросил он.

- Мои соседки пришли попрощаться со мной, - ответила мать. Мамед кивнул головой.

- Слушайте, женщины, - сказал он, - этот мулла, о котором говорят, что он Мехди, до сих пор скрывавший свое имя, недавно обсчитал меня, бедного старика, на пять рублей и отдал только тогда, когда я пригрозил обратиться к судье. А теперь Гуризад пойдет к нему и будет смотреть на него, как на бога. Мне стыдно за тебя. Гуризад.

Опять наступило молчание. Старик шептал что-то про себя и качал головой. Мать тихо плакала, а отчим стучал молотком. Потом мать заговорила:

- Мамед,- сказала она,- за что ты ругаешь меня, темную женщину? Я и сама не знаю, верю я или не верю. Но мне хочется испытать. Думаешь, мне самой не стыдно? Мне стыдно, Мамед. Мне перед собственным сыном стыдно.

Мамед поднял голову.

- Мальчик,- сказал он,- ты здесь?

- Здесь,-ответил я неуверенно. По совести говоря, я побаивался старика, когда он сердился.

- Скажи своей матери, мальчик, что думаешь ты? Должна ли она идти на поклон к обманщику?

Все смотрели на меня и ждали моего ответа, только мать смотрела в другую сторону. Я нахмурил брови и наморщил лоб, чтобы показать, что я размышляю. В памяти моей мелькнул вчерашний разговор у Баширова, и я ответил, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и с достоинством:

- Мать права, Мамед. Я тоже не верю мулле и думаю, что он обманщик. Но пусть она поведет к нему Сулеймана, чтобы все убедились в этом.

Мать повернулась ко мне и посмотрела на меня благодарными глазами. Мамед встал.

- Хорошо,- сказал он,- мальчик прав. Я тоже поеду в Мертвый город и пойду к Мехди. И когда он откажется вернуть мне зрение, я скажу всем, я буду везде рассказывать, как муллы дурачат народ и издеваются над человеческим горем.

Он постоял еще несколько секунд неподвижно, а потом, ощупывая палкой пол, бормоча что-то, медленно и неуверенно переставляя ноги, пошел, к дверям и долго спускался по ступенькам крыльца и долго потом стучал палкой по асфальту.

Как-то после его ухода разговоры не клеились. Соседки быстро распрощались и разошлись, а мы легли спать, чтобы хорошо выспаться перед дорогой. Ночью я проснулся оттого, что мать, наклонившись надо мной, целовала мое лицо и гладила мои волосы.

- Ты славный мальчик,-шептала она,-ты мой хороший сын. Ты понимаешь, как трудно твоей матери.

Я сделал вид, что продолжаю спать, но и сейчас уверен, что мать знала, что я не сплю и слышу ее слова.

Утром мы повесили на дверь нашего дома большой неуклюжий замок, приклеили к старому карагачу объявление: «Мастерская закрыта ввиду отъезда мастера», и всей семьей уехали в Мертвый город, чтобы увидеть настоящее чудо.

В автобусе было очень.много народу. Не только все места были заняты, но даже в проходе, на мешках и чемоданах сидели дети, не поместившиеся на скамейках. Шофер отобрал у всех билеты, сел в свою кабину и погудел в гудок. Провожавшие замахали платками и кепками, автобус выехал с почтового двора и покатился по широкому шоссе.

Мы проехали по окраине города. Из-за глиняных заборов торчали ветки гранатовых деревьев, усыпанные большими красными плодами. Потом город кончился, и по обе стороны шоссе замелькали желтеющие уже виноградники. Я очень удачно устроился у окна и не отрываясь смотрел в него. Все-таки не каждый день едешь в автобусе, да еще в такое большое путешествие. Дорога шла вниз и вниз. Арбы отъезжали на край шоссе, уступая нам дорогу. Постепенно виноградники исчезли, и им на смену пришли рисовые поля. Рис уже был убран, и я увидел только желтую рисовую солому да канавы, по которым весной на поля спускают воду.