Евгений Рысс - Слепой гость. Повесть

Бешено гудя, машина влетала в город. Улицы мелькали одна за другой. Орудж затормозил у подъезда больницы. Выбежали санитары, собрались ребята с ближайших улиц. Джабара внесли в приемный покой, мы трое вошли за ним. Пока Орудж объяснял кому-то, что старика избили хулиганы, я смотрел, как доктор Коган, властный и строгий, в белом своем халате, командовал сестрами и санитарами, и думал о том, как бы мне отвязаться от Оруд-жа и Бостана. Впрочем, очень скора нас всех троих выставили из больницы, и мы вышли на улицу.

- Подвезти вас, ребята? - спросил Орудж, садясь за руль.

- А разве мы не вернемся на бахчу? - удивился Бостан.

Орудж засмеялся.

- Ты что же думаешь этот бродяга так там и ждет нас?

- Да, - ответил Бостан. - Я сказал глупость.

Я ожидал, что он полезет в машину (Бостан очень Любил кататься в автомобиле), но он стоял по прежнему на тротуаре. Я тоже решил под каким-нибудь предлогом отказаться ехать в машине, чтобы остаться одному.

- Ну, - сказал Орудж, - лезьте!

Бостан покачал головой.

- Спасибо. Я должен тут рядом зайти по делу.

- Мне тоже некогда, - сказал я. - Спасибо, дядя.

- Как хотите.

Орудж кивнул нам на прощанье. Машина тронулась и умчалась по улице. Я стоял и не мог придумать предлога, чтобы отвязаться от Бостана, когда он сам ко мне обратился.

- До свиданья, - сказал он, - у меня тут дельце одно на базаре.

Кивнув головой, он ушел.

Я остался один. Тогда я пошел в НКВД. Меня не хотели пускать, но я сказал, что мне по срочному делу нужно повидать следователя Чернокова. Дежурный позвонил ему по телефону, и Черноков велел меня пропустить. Я вошел в кабинет, и хотя по дороге приготовил речь, которую собирался произнести, но в дверях забыл ее всю до последнего слова. Я стал у окна, не зная, о чего начать.

- Здравствуй, - сказал Черноков, - как тебя зовут?

Я назвал себя и напомнил, что мы уже виделись в саду у моего деда в день его смерти. Мне показалось, что после этого Черноков заинтересовался мной. Во всяком случае, он предложил мне сесть и отложил папку бумаг, лежавшую перед ним на столе.

- Ну, что, - спросил он, - с чем пришел?

Мне очень трудно было начать говорить. Сейчас, когда я вспомнил деда и его смерть, я представил себе всю нашу семью, крестьян и воинов, славных людей, певцов и танцоров. Я подумал о славе семьи, которую так любил мой дед, о моих дядях, собирающих хлопок и виноград, ударниках, бригадирах и председателях. Я подумал о том, что позор дяди Оруджа ляжет позором на них всех, что, может быть, лучше и правильней было бы рассказать все старшему в семье - дяде Абдулле. Я представил дедовский карабин у него в руках и подумал, что изменник все равно будет наказан, а честь семьи спасена. Но потом я вспомнил другое. Я вспомнил нас всех, стоящих в саду, свет ламп и черные тени деревьев, и стук окна в комнате, и мертвую голову деда с широко открытыми глазами.

- Товарищ Черноков, - сказал я, - сегодня я видел человека, который был не тем, за кого он себя выдавал, и мой дядя не хотел, чтобы его задержали.

Этой фразой я остался очень доволен. Мне казалось, что своей неясностью и величавостью она соответствует важности обстоятельств, но Черноков поморщился и сказал:

- Слушай, так мы не столкуемся. Не можешь ли ты говорить попроще?

Я все-таки очень волновался и начал говорить очень длинно и подробно о том, что Джабар рассказывал сказку и как незнакомый человек украл дыню с бахчи. Черноков слушал очень внимательно, не перебивая меня, а я нарочно затягивал рассказ, потому что не мог решиться сказать самое главное - про дядю Оруджа. Когда я вспомнил его широкоплечую фигуру в зеленой, перепоясанной ремнями гимнастерке, его улыбку, его спокойствие и уверенность, я решил, что -каждый, конечна, поверит скорее ему, чем мне, никому неизвестному маленькому мальчишке. Поэтому, дойдя до разговора с Оруджем, я покраснел. Мне показалось, что Черноков слушает меня с недоверием. Я все-таки досказал до конца и, кончив, прибавил:

- Я, товарищ Черноков, думаю, что тот человек, может быть, перешел границу, и тогда дядя Орудж…

…Я хотел сказать, что если дядя Орудж не захотел арестовать человека, перешедшего границу, то, может быть, это он убил дедушку. Но я не мог этого выговорить и замолчал, готовый заплакать. Потом мне стало неловко молчать, и я сказал, что дядя Абдулла зарядил свой карабин, чтобы убить шпиона, и что он очень храбрый и честный человек. Я сказал это потому, что мне не хотелось, чтоб Черноков подумал, будто в нашей семье все такие, как Орудж.