Андрей Иркутов: А.А.А.Е. [Роман приключений. Том II]

— Видишь, вон там красный стяг!

— Вижу, — ответил Сакаи.

Они видели своими глазами судно, пришедшее оттуда.

Вовсе не нужно знать русский алфавит и русский язык, чтобы прочесть одно слово на всех наречиях мира, произносимое только двумя интонациями. Эти пять букв наполнили сердца Дикки и Сакаи неиссякаемой дружеской теплотой и железной энергией.

Они, загипнотизированные своей волей, шли прямо к стягу с серпом и молотом. Каждый шаг на метр приближал их к желанной цели.

На борту судна бритый худой капитан и представитель Владивостокского Комитета Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов думали о другом. Им казались очень подозрительными поведение и долгое молчание японских властей…

— Стойте, ваш пропуск! — коротконогий, одетый в хаки полицейский солдат преградил карабином дорогу.

Дикки и Сакаи повернулись и пошли назад. Они хорошо запомнили место, где стоял «Ленин».

Худой капитан и представитель Владивостока беспокоились. Наконец, долгоожидаемые японские таможенники соблаговолили явиться. Спокойные, подозрительно косящие по сторонам своими бельмами, наглухо зашитые в серозеленые френчи.

Они ходили, осматривали, записывали, спрашивали. Таможенники, по инструкциям, полученным свыше, искали агитационную литературу.

— Мы будем принуждены, капитан…

— Да, пожалуйста!

— …просить вас распаковать по вашему указанию несколько тюков.

Капитан переглянулся с представителем Советов, секретарем профячейки и секретарем комячейки.

— Хорошо! — ответил он.

По указаниям начальника контроля из трюма на палубу вынесли несколько ящиков и тюков. Их разбили и расшили. Кроме продуктов, японцы, несмотря на колоссальную подозрительность и злобу, ничего не обнаружили.

Они о чем-то пошептались друг с другом. Начальник контроля опять обратился к капитану.

— Вы нас очень обяжете, показав каюты.

Опять капитан и все, внимательно следившие за желтой группой русские, переглянулись.

— Прошу! — бросил он.

Они отправились осматривать каюты. В каютах щупали вещи, просили матросов развязывать свой багаж, и они с едва скрываемым презрением слушались и показывали.

Осмотрев каюты, проверили кубрики, камбуз и переворошили все книги в библиотеке.

Не нашли ни одной бумажки на английском и японском языке. Все печатные произведения, попадавшие им в руки, были на русском языке, а на такую литературу запрещения не было. Правда, попалась книжка английско-японская, но очень безобидная, справочного характера.

Исчерпав всякую возможность придраться, оскорбив моряков, как никто никогда нигде не оскорблял людей, облеченных человеческими полномочиями благотворительности и помощи, таможенный контроль, не выдав никакого пропуска и не сказав ничего определенного, сошел на берег.

В управлении таможен контроль встретили два блестящих джентльмена, небрежно пускавших дым из своих трубок. Они что-то буркнули начальнику контроля, тот растерянно развел руками и сразу сбавил тон…

Через несколько дней, в Москве, газеты на первой полосе, в левом верхнем углу, под общим заголовком «Японская катастрофа» сообщали последнее радио:

— «Японское военное командование обвиняет пароход „Ленин“, пришедший в Иокогаму с грузом продовольствия для потерпевших, в антиправительственной пропаганде. Японское командование предложило капитану сдать продовольственный груз чиновникам таможни».

А в заливе Иеддо «Ленин», скрипя трапами, отошел на рейд и запросил по радио Владивосток.

На желтое лицо начальника таможенного контроля залива Иеддо одинаково хорошо действовали приказы, подписанные высшим начальством, иены, доллары и фунты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что пароход в три тысячи тонн, принадлежащий английской компании «Джон Мидлтон», пришвартовался в берегу и начал разгрузку товаров, выгодно запроданных капитаном токийской торговой фирме.

Через два часа после липового осмотра двух таможенных чиновников, установленная лебедка начала разгрузку.

Работа на «Джон Мидлтон» продолжалась и вечером и ночью. Капитан хотел к утру закончить разгрузку и уйти к Индии. Он очень скептически относился к японским берегам.

— Эта желтая трясогузка себе будет стоить дороже, — говорил он штурманам, наблюдая за работой. — Как, вам по сердцу, парни, лапчатые дяди Сэмы? Вон те, что на рейде? Бьюсь на какое угодно пари, что они сделают здесь хорошее дело!

Когда ночь окончательно основалась в заливе Иеддо и сыроватым воздухом испарины окутала развалины города, Дикки и Сакаи приступили к действию.