Приключения-84

Сборник остросюжетных приключенческих произведений советских авторов.

Ненастным, дождливым и холодным выдался тот давний день 15 сентября 1764 года. После небывало жаркого лета осень забирала круто. Всю ночь шел дождь, но утром перестал, оставив повсюду большие лужи, грязь, слякоть. С Невы налетал порывами пронизывающий ледяной ветер. Но ничто не могло помешать любопытствующим к десяти часам утра заполнить самый грязный в столице Обжорный рынок.

Сегодня рыночную площадь немножко привели в порядок. Самые убогие ларьки и будки снесли. А посреди площади за ночь воздвигли эшафот, выкрашенный в черный зловещий цвет.

Эшафот окружили солдаты, держа на изготовку ружья с примкнутыми штыками. Солдат было необычно много, они выстроились и вдоль дороги, что вела к мосту через Кронверкский канал от Петропавловской крепости.

А народ все прибывал. Самые любопытные забрались на крыши окрестных домов, на деревья, сидели, как птицы, на ветках в мокрой листве. Толпа забила и мост, тесня солдат. Людей собралось много, несколько тысяч. И взгляды всех привлекала, притягивала плаха на эшафоте — и воткнутый в нее тяжелый топор с огромным лезвием... Возле помоста с деловым видом похаживал палач — здоровенный детина в красной рубашке, рыжий, бородатый, с крепкими и белыми как сахар зубами. Сведущие люди в толпе говорили, будто накануне нескольких палачей испытывали, заставляли рубить головы баранам с особенно густой шерстью, сумеют ли с одного удара. И этого будто бы признали самым опытным и ловким.

Представление готовилось важное. Кроме самого генерал-полицмейстера, прибыл еще военный генерал с большой свитой.

А многие почему-то считали — казнь будет ненастоящей. Старики напоминали, что вообще ведь смертное наказание в России, слава богу, было отменено еще больше 20 лет назад — по случаю счастливого восшествия на престол Елизаветы Петровны. Конечно, не станет его восстанавливать и нынешняя императрица. Только попугает, матушка, а потом помилует.

Сквозь серые тучи прорвался луч солнца, сверкнув на лезвии топора. Все притихли, и тут громко загремел барабан, послышалось:

— Стройся!

— Ведут! — зашумели в толпе.

Привставая на цыпочки и вытягивая шеи, люди пытались рассмотреть человека, которого вели к эшафоту солдаты.

— Мирович!

— Смотри, Мирович!

Он был в зеленом офицерском кафтане, эполет с плеча и все пуговицы спороты, среднего роста, сухощавый, с длинными, отросшими в тюрьме волосами. Нездоровая тюремная бледность делала исхудалое лицо совсем молодым. Но черные глаза смотрели по сторонам живо, с интересом и вроде бы даже весело.

За Мировичем понуро, но по привычке шагая в ногу, шли осужденные солдаты, неся в скованных руках большие погребальные свечи.

Всех поразило, что Мирович вовсе не выглядел человеком, которому собираются отрубить голову. Шел он спокойно, неторопливо, словно отправился на прогулку. С любопытством поглядывал по сторонам, будто тоже пришел сюда зрителем. Так же спокойно он поднялся на эшафот, с интересом огляделся вокруг, словно не замечая плахи. Вставшие рядом с ним старенький священник, аудитор в золотых очках, готовившийся читать приговор, и даже сам здоровенный палач, похоже, волновались больше преступника.

Видно, Мирович и в самом деле был закоренелый злодей — «по крови своей отечеству вероломный». Так было сказано о нем в манифесте, обнародованном еще 17 августа.

Из этого манифеста Россия с изумлением узнала, что, оказывается, почему-то сидел в Шлиссельбургской крепости какой-то Иоанн Антонович, который двадцать четыре года назад «был незаконно во младенчестве определен к Всероссийскому престолу Императором», а затем «судьбою Божией низложенный». Все думали, что он давно уже уехал с родителями за границу или умер. А он, оказывается, двадцать четыре года томился в темнице! За что?