— У кого не будет такой футболки, — сказал учитель, — тот не сможет принять участие в празднике.
И вот настал великий день. В воскресенье после обеда ярко светило солнце. Тысячи секешфехерварцев двинулись на окраину города к стадиону на спортивный праздник. Дорога на стадион вела по улице Сечени, мимо нашего домика. Учащиеся разных учебных заведений собрались на центральной площади города, откуда под звуки духового оркестра стройными рядами направились на стадион.
Колонна приближалась к нашему дому. Звенели трубы, глухо бил барабан, отбивая маршевый такт. Люди высыпали на улицу, чтобы полюбоваться идущими.
Голова колонны дошла до нашего дома, оркестр уже миновал переезд. За ним шли спортсмены нашей гимназии в новых, как и было предписано, футболках. Но меня среди них не было.
Спрятавшись за дом, чтобы меня никто не видел, я сидел на земле, прислонившись спиной к стене, и горько плакал, потому что у нас не нашлось четырех пенгё и восьмидесяти филлеров на покупку новой футболки.
В августе 1931 года мы переехали в город Кёсег и поселились не в будке стрелочника, а в двухкомнатной квартире, выходившей окнами во двор.
Кёсег не зря называли городом студентов. Здесь располагалось единственное в стране военное училище, куда принимались подростки с четырехлетним начальным образованием. После восьми лет учебы они покидали его в чине лейтенанта. Сюда попадали в основном дети господствующих классов; среди учащихся был даже сын тогдашнего военного министра. Курсантов училища воспитывали в условиях строгой воинской дисциплины, жили они на казарменном положении, при котором в увольнение в город отпускали только по субботам. В своей великолепно подогнанной военной форме с декоративной саблей на боку они олицетворяли собой студенческую аристократию. В городе их называли пижонами.
Студенты педагогического училища в большинстве своем были детьми крестьян. Многие матери, имевшие дочерей на выданье, старались изо всех сил заполучить для своей дочери «книжника», как называли в городе будущих учителей. Поэтому учащиеся выпускных курсов чаще других получали приглашения на воскресные обеды в дома, где имелись невесты. Такие обеды после скудной студенческой пищи, состоявшей, как правило, из вареных бобов, заправленных луковым соусом, слегка сдобренных свиным жиром без мяса, были особенно приятны. Бобы имели затхлый запах и много несъедобных примесей, но, как говорят, голод не тетка. Студенты съедали и бобы, правда, предварительно выбрав из них и разложив по краю тарелки несъедобные куски.
Официальная правительственная печать в ту пору была заполнена различными сообщениями о борьбе с голодом, в газетах печатались длинные списки пожертвований голодающим. Сборы проводились даже в школах, а деньги от них шли бедным школьникам на молоко. Так, например, в журнале «Кёсег еш видекс» от 15 мая 1932 года было помещено следующее сообщение:
«Пожертвования на кампанию «Молоко».
По списку пожертвований Енё Рота на кампанию «Молоко» деньги внесли: Белане Шольтц — 2 пенгё; в списке «Эмириканум»: Лайошне Лендваи — 5 пенгё, затем еще раз 5 пенгё, районный судья Маннитер — 8 пенгё. По списку кредитного кооператива поступили следующие пожертвования: Михай Линцер — 1 пенгё, Михай Линцер — 50 филлеров, Мария Линцер — 50 филлеров, Янош Часар — 1 пенгё, Дьюла Поньтош — 20 филлеров, Режё Перторини — 50 филлеров, Виктор Хорват — 20 филлеров; Адольфне Тангл — 20 филлеров, Янош Собат — 20 филлеров, Янош Фрейлер — 10 филлеров, Янош Рандвег — Ю филлеров. В прошлом году сбор средств на молоко для школьников проводился только в течение трех месяцев. В этом же году готовность общественности к пожертвованию позволила продлить кампанию с ноября до мая! Из всех мероприятий кампания по борьбе с голодом является для нас самой нужной и самой человечной».
Как только мы устроились на новом месте, мама, которая все еще лелеяла мечту устроить меня на учебу бесплатно, если я, конечно, изъявлю желание стать священником, повела меня в гимназию, чтобы узнать условия приема.
Мама знала, что я вовсе не собираюсь быть священнослужителем, да она и не настаивала на этом, она только хотела, чтобы я сказал, когда меня об этом спросят, что действительно хочу быть священником. А уж после окончания гимназии меня силой никто не сможет заставить быть им.
Итак, мы отправились в гимназию, где мать высказала свои пожелания. Однако отцы церкви отнюдь не выразили своего восторга по случаю нашего прихода и не проявили никакого интереса к моим планам на будущее. Больше того, они подробно перечислили, сколько нужно будет платить за учебу: за учебники, тетради, за гимназическую форму, ношение которой обязательно. Так что все надежды матери на бесплатную учебу окончательно рассеялись.
Читать дальше