Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах

Вот так симпатичный мальчик со своими нехитрыми пожитками в бабушкином цветастом мешочке начал переходить из рук в руки: из Германии от служанки фрау Шульц — в Бельгию к экономке, от экономки — во Францию к бездетным супругам Бидо.

В пору оккупации господину Жану Бидо пришлось несладко. Кто-то донес в гестапо, что в действительности он Иван Бидов, из русских. Дворянское происхождение в расчет не приняли, перевесила другая страница биографии. Отец Жана в пору русско-японской войны служил офицером во флоте. Накануне решающего боя на его корабле арестовали нескольких матросов, заподозренных в распространении крамолы. При дознании выяснилось, что офицеру Бидову была ведома сия неблагонадежность матросов, но он не счел нужным докладывать по начальству. Ему грозил военный суд. Но война распорядилась иначе: японцы захватили русский корабль. После перемирия офицер Бидов не вернулся в Россию: «В лучшем случае упекут на каторгу». Он плавал на японских, английских, французских торговых судах, а в 1907 году «отдал якорь» в Марселе: женился на красивой, богатой вдовушке, через год подарившей сына Жана. Впоследствии он стал банкиром.

— Для меня детство началось в доме Бидо...

Уже поздний вечер, в доме напротив ни одного освещенного окна, а Крымовы все сидят за столом, слушая рассказ Луи. Он говорит и говорит, тревожа то одну страницу своей биографии, то другую. Его обуяла потребность выговориться, и он захлебывается словами, словно боясь отстать от стремительно бегущих мыслей. И если умолкал ненадолго, то лишь для того, чтобы выпить еще одну рюмку.

— Мать была неласкова и невнимательна, а отец души не чаял во мне. Из банка не возвращался без сластей и игрушек. Почему так любил? Не знаю. Возможно, потому, что я был единственным. А может, еще что-то другое...

Сергей и Ирина слушали молча. Они догадывались, за что сын русского офицера мог полюбить русского мальчика...

В доме Жана Бидо, по его настоянию, говорили на французском и русском языках, звучала и немецкая речь. Во всяком случае Луи с детства свободно изъяснялся на трех языках. Учиться его послали в Париж, к дяде. Возможно, по настоянию мадам Бидо, она не скрывала, что ее это устраивало. Возможна, что здесь отец уступил ей.

К двадцати пяти годам он закончил два учебных заведения — в равной мере увлекался архитектурой и литературой. Трактат Луи Бидо о зодчих Карфагена получил блестящую оценку, но окончательный выбор пути предопределило близкое знакомство банкира с издателем и шеф-редактором популярной газеты правительственной ориентации: на журналистике настаивал дядя Марсель Пуаро, брат матери. Он и Бидо-старший были дружны, хотя по характеру и образу мыслей — диаметрально противоположны.

...Луи представлял свою газету где-то в Латинской Америке, когда умерла мать. Он полетел на похороны. Отец, уже совсем старик, тяжело переживал утрату. И это коробило Луи — ему-то известно, что отец хотел уйти к другой женщине, что он не любил мать. И тем не менее, как это часто бывает в жизни, именно после ее смерти банкир остро ощутил свое одиночество, ему не хватало ее, женщины, которую собирался покинуть. Теперь у него никого близких, кроме Луи, не было, и любовь к сыну приобрела почти патологический характер. Он готов был выполнить любую его прихоть, надоедал с нежностями,стараясь приласкать великовозрастного Луи. А том все это претило.

— Мне трудно объяснить вам, Сергей, почему жизнь в отчем доме, где исполнялось любое мое желание, почему поездки с отцом на нашу роскошную виллу на берегу моря были мне в тягость. Я не знал почему. Не знал... — упрямо твердил он и беспомощно разводил руками. Да, его давила атмосфера банкирского дома. Он жаждал свободы, самостоятельности. Только бы избавиться от родительской опеки. А шеф-редактор, чтобы ублажить богатого друга, распорядился не посылать Луи за пределы Франции. И легко представить, как ликовал Луи, когда по настоянию дяди отец все же согласился на отъезд «мальчика» в Россию.

— Сергей, помните наш разговор в ресторане, когда провожали Аннет? О моем отце, о дяде и господине Кастильо? Помните?

Сергей утвердительно кивнул.

— Я видел, что вы недоумевали — о чем, мол, это он так туманно... Теперь тумана нет. Не смотрите удивленными глазами. Я выпил несколько больше, чем обычно, но у меня ясная голова и я отчетливо представляю то, о чем говорю. Слушайте же, это важно.

Жан Бидо еще лежал в гробу, когда нотариус в присутствии кюре, духовника банкира и Луи, вскрыл сейф.