— Теоретически должно быть так, но практически... Настроение хорошее, самочувствие поганое. Медицина знает такие парадоксы. Признаться, перенервничал основательно... А стенокардия и рада. Опять был приступ.
— Крепитесь, профессор, умирать нам рановато. Впереди столько важных дел... Да, чтобы не забыть: все то, что вы сейчас сообщили о встрече с гостем, попрошу вас изложить на бумаге...
В этот момент зазвонил телефон прямой связи.
— Простите, Захар Романович, вызывают... До встречи... Там, где условились...
И Бутов снял трубку зеленого аппарата.
— Слушаю, товарищ генерал,.
— Виктор Павлович, вы в курсе того, что сегодня случилось в ГУМе?
— В курсе. Сразу не смог доложить вам Из-за одного важного события — прибыл связной, виделся с Сократом. Только что беседовал с профессором. Условились о встрече.
— Не стану задерживать... Буду ждать вашего доклада во второй половине дня. По обоим случаям сразу. Успеете?
— Успею.
— Ну и отлично. Действуйте...
В десять утра под сводами ГУМа запорхали антисоветские листовки. Они летели сверху, как листья в погожую осеннюю пору, немного покрутившись, падали на пол, на головы и плечи людей, толпившихся у витрин, в очередях. С площадки второго этажа их разбрасывал турист из Швеции, юноша в заплатанных джинсах и видавшей виды куртке. Он истошно выкрикивал что-то непонятное окружающим. Впрочем, были тут и такие, кто понимал и все по-своему интерпретировал: кто-то позаботился предупредить корреспондентов западных газет, радио и агентств о времени и месте, где будет разыгран «спектакль». Эти люди стояли в стороне, щелкали фотоаппаратами, что-то наговаривали в диктофоны. Но на лицах нетрудно было уловить огорчение: «спектакль» явно не удался. Листовок не расхватывали, не передавали из рук в руки, а те, кто прочитал, недоуменно пожимали плечами: «Кто он такой, этот преступник? И почему надо спасать его? От кого? Против чего протестовать, если субчика посадили за антисоветскую деятельность?» Реакции, на которую рассчитывали постановщики «спектакля», не последовало. Человек, разбрасывавший листовки, он, как выяснилось, вопил о «свободе слова», «свободе личности», был задержан. Теперь ему отвечать по соответствующей статье уголовного кодекса.
На первом допросе турист отмалчивался. Придерживался талейрановской мудрости: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли...» Отмалчивался и снисходительно поглядывал на следователя. В лучшем случае отвечал, односложно «да», «нет». В Москве он второй день. Плохо говорит по-русски. На вопрос, хочет ли связаться со своим посольством, последовало категорическое — «нет».
Многие зрители, оказавшиеся свидетелями представления, пришли в комнату милиции, чтобы засвидетельствовать все виденное и слышанное. Кое-кто успел пощелкать фотокамерой. Работники милиции благодарили, записывали адреса свидетелей, охотно, принимали пленки, хотя знали, что дежурившие в универмаге сотрудники уголовного розыска успели заснять «спектакль».
Все, о чем Бутов должен доложить генералу, уже подготовлено. О фактах — письменные свидетельства, фотографии. Комментарии — устно. Есть интересное и в протоколе допроса.
— Вам известно содержание листовок, которые вы разбрасывали?
— Да.
— Расскажите.
Молчание.
— Слушаю вас...
— Это был призыв...
— Чей?
— Прогрессивного человечества.
— Конкретнее.
— Прогрессивных людей Запада.
— Вы знаете, кто сочинял листовки?
— Точно не знаю. Какая-то антисоветская организация,
— Вам что-нибудь известно о ней?
— Нет.
— Вы говорили, что умеете читать по-русски. Вот прочтите. — И следователь показал туристу последнюю строку листовки. — Вам известна эта организация?
Молчание.
— Вы сказали, это был призыв. К чему призывала листовка?
Молчание.
— Вы сами-то читали ее?
Молчание.
— Вы что же, решили отмалчиваться? К чему призывала листовка?
— Защищать права советских людей.
— Всех советских людей?
— Всех.
— Но в листовке названы три фамилии. Вам известны эти лица?
— Это не имеет значения... Этих трех я не знаю...
— Судя по вашим ответам, вы слепо выполняли чье-то задание. Чье?
— Я отказываюсь отвечать.
— Вы приехали как турист. Пробыли в Москве три дня, включая день ареста. Что вы успели увидеть? Где были? В музеях, театре, на выставке? С советскими людьми общались?
— Меня это не интересовало.
Читать дальше