Александр Кулешов: Мир приключений. 1984 год

.

Мы опоздали… А всему виной эта проклятая снежная пурга. Налетела нежданно-негаданно, замела все тропы, с ног валит… Сколько живу, а такого января еще не помню. Солдаты проваливались по пояс в снег, ругались, подталкивали друг друга, ползли на карачках, выбивались из сил… Замрет цепочка, поостынет на ветру и снова вперед. Туда, где почти под облаками птичьими гнездами прилепились дома к вершине белесой горы. Кишлак небольшой, всего несколько семей. Сейчас они все тут, эти люди, рядом, в конце кривой улочки, недалеко от старой развесистой чинары. Лежат посемейно: старики, дети, отцы, матери. Снежная пороша стала их саваном. Почти по-человечески воют собаки. Поджав хвосты, задрав морды к небу, они не уходят от своих хозяев. Ждут, когда их окликнут, погладят по жесткой шерсти, и воют, воют, проклятые, раздирая душу. Из всех жителей кишлака в живых остался один Майсафа [1] Майсафа — старик. . Белая борода, белая чалма, замусоленный халат на худых плечах. Лицо землистое, с глубокими морщинами. Говорит не спеша, каждое слово как через сито просеивает.

— Не знаю, почему не упал. Видно, так было угодно аллаху. Промахнулся душман [2] Душман — бандит. , что целился в меня… А другие нет… Все здесь полегли. И стар и мал. По приказу главного начальника Али Шаха…

Опять он… Целый месяц наш отряд идет по его кровавым следам. Сын крупного помещика, он бежал в Пакистан сразу же после Апрельской революции. Прошел хорошую подготовку в учебном лагере афганских контрреволюционеров под Пеше-варами. Его учителями были американские и другие советники. Вернулся на родину не один — привел банду душманов. Группа небольшая, мобильная и страшная. Главная ее задача — запугать местное население. Убивать всех, кто поддерживает народное правительство Бабрака Кармаля. Убивать. Но не просто вешать или расстреливать — в каждую казнь вносить элемент садистской “романтики”, чтобы ужас на всю жизнь сковал людей, лишил их мужества, воли, силы к сопротивлению.

Пытать Али Шах любит на глазах широкой публики. Душманы прикладами автоматов сгоняют людей на этот кровавый спектакль.

— Сейчас вы увидите танец короля! — объявляет веселый от стакана виски Али Шах. — А ну подать сюда корону! Надеть ему на голову, как подобает его величеству. И маслица, маслица побольше.

Обреченному со связанными руками надевают высокую “корону”, слепленную из теста. В нее — на голову — щедро заливают подсолнечное масло.

— А теперь давай музыку! Включай магнитофон! — приказывает Али Шах.

Щелкает зажигалкой и подносит прыгающий на ветру огонь к голове несчастного. Снежной лавиной обрушиваются бешеные звуки джаза, вспыхивает масло, как яркий факел, и раздается крик… Надолго еще он повисает где-то в ущелье, пугая зверя и птицу, леденя человеческие сердца.

В этом маленьком кишлаке Али Шах задумал новую казнь. В программе лагеря под Пешеварами она значилась, как “своеобразный психологический этюд”…

— Люди Али Шаха нагрянули в кишлак как снег на голову. Говорят об аллахе, а поступают по-дьявольски. Овец наших без спроса режут, деньги требуют, греха не боятся… — рассказывает чудом уцелевший Майсафа. — Земля слухом полнится… Знали мы, что недалеко от нас охотитесь за Али Ханом… Староста Рахповар с согласия старейших послал своего младшего, Махаммада, к вам навстречу… Да беда с ним приключилась… Не дошел…

Он глубоко вздохнул, закашлялся. С Махаммадом действительно приключилась беда. Недалеко от кишлака мальчик встретил троих вооруженных людей. Они были в форме солдат Народной армии. Обрадовался, бросился к ним.

— Скорее, скорее, дяденьки! Там банда Али Шаха! Меня к вам отец послал!

А дяденьки те оказались душманами…

…Их поставили рядом — отца и сына — лицом к толпе. Пригнали силой взрослых и детей, всех до одного человека. Через крепкий сук чинары перекинута веревка с петлей у земли. Али Шах уже успел принять солидную дозу спиртного… Глаза с прищуром стали хищными, как у коршуна, лицо разрумянилось — сытое, молодое. Подался чуть вперед и начал свой страшный спектакль.

— Уважаемые мусульмане! Этот гаденыш спешил сообщить неверным о нашем прибытии к вам в гости… Думаю, что будет справедливо, если за тяжкий грех перед аллахом его покарает рука самого отца… Верно я говорю? — спросил он толпу.