Михаил Зуев-Ордынец - Желтый тайфун [Повесть и рассказы]

Жарко. Душно. Накурено. Серые тенета табачного дыма разостлались густо по залу. Кажется, брось в воздух доллар, и он не упадет на пол, запутается, повиснет в этих дымных сетях. Два бумажных фонаря— единственное освещение зала — мерцают тускло и мутно, как глаза больного. Надрывается граммофон и покрывает крики толпы звуками расхлябанных фокстротов и чарльстонов.

А над прилавком, уставленным разноцветными бутылками и красными глиняными, с черным рисунком, кувшинами, как изваяние идола, возвышается фигура самого Че-Чу, владельца таверны. Лицо его неподвижно, как маска, и загадочно, как иероглиф.

Недалеко от входных дверей таверны, за лакированной деревянной ширмой, сидел европеец. Белый морской картуз и полосатая тельняшка, выглядывавшая из-под коротенького пиджака, делали его похожим на матроса европейского судна. На столе перед ним одиноко стоял непочатый стакан виски, и лежала раскрытая записная книжка.

Европеец задумчиво почесал переносицу карандашом и застрочил быстро по-французски:

«…Надо только научиться смотреть, и тогда увидишь другую Азию: не экзотическую гравюру, созданную из красного лака, черепиц крытых лазурью, дремлющих вод и цветущих плумерий, а Азию колоний, порабощенных туземцев, дикой эксплуатации и беззастенчивого грабежа империалистов…».

Страница кончилась. Карандаш устало лег поперек книжки. Европеец отхлебнул из стакана и отправил в рот маленький соленый сандвич. Жевал медленно, уставившись отсутствующим взором в одну точку. И вдруг обернулся быстро. Где-то рядом раздался испуганный, но тихий вскрик:

— Кай-Пангу, ты не с ума ли сошел?

Европеец прильнул к деревянному кружеву ширмы, вглядываясь в людей, сидевших за соседним столом. Их было двое. Около стола, вытянувшись во весь свой богатырский рост, стоял туземец. Кожа его была светло-шоколадного цвета. Большая голова гордо и чуть надменно откинута назад. Лицо его было из тех, которое, раз увидав, никогда уже не забудешь. Линия тонкого носа почти продолжала в профиль отвесную линию широкого, могучего лба. Глаза его все время щурились, что придавало легкую презрительность и пытливую пристальность их взгляду. Но крупная родинка, похожая на ущербленную луну, в левом уголке рта примешивала к общему выражению лица какую-то детскую ясность и простоту. Он был почти наг, если не считать полотняной повязки вокруг бедер. Видимо, отсутствие карманов и вынудило его воткнуть в длинные жесткие волосы деревянную трубку с медной головкой.

Вскрикнувший человек сидел, испуганно откинувшись на спинку стула.

Это был уже пожилой, низенький и сухощавый мужчина, одетый в просторный темно-синий костюм, какие носят северные китайцы. Из-под широких рукавов выглядывали огромные рабочие руки. Кожа его- цвета бронзы, но бронзы только что вычищенной, блестящей, как золото, казалось, имела какой-то внутренний свет. Узко и косо прорезанные глаза, как бы подтянутые ниткой к вискам, и концентрические морщины вокруг рта и глаз придавали всему лицу выражение тончайшего лукавства и хитрости.

— Чего испугался ты, Ляо-Ху? — усмехнулся гигант.

— За себя Ляо-Ху никогда не боялся, — ответил сидевший — иначе я не был бы достоин своего прозвища [4] Ляо-Ху — по-китайски тигр. . Я боюсь за тебя, Кай-Пангу… Ты же ведь читал это, — хлопнул он по газете, лежавшей на столе.

— Читал, — ответил спокойно Кай-Пангу. — Но сегодня им меня не схватить, а завтра будет уже поздно.

Европеец, следивший сквозь ширму за всей этой сценой, выдернул из кармана номер «Аннамитского голоса». На первой же странице крупным шрифтом кричал заголовок:

НАГРАДА ЗА ПОИМКУ КАЙ-ПАНГУ УДВОЕНА.

10.000 ЗОЛОТЫХ ПАГОД

ЗА ГОЛОВУ ЭТОГО БАНДИТА И БРАТОУБИЙЦЫ

Поглядел внимательно на портрет, оттиснутый под заголовком, и перевел взгляд на гиганта. Вздрогнул: одно и то же лицо.

— Слушай, бой, — повернулся европеец к мальчику, отгонявшему от него мух истрепанным пучком перьев — поди Скажи, чтобы дали сюда еще виски, на одного. А сам не возвращайся. Мухи меня не беспокоят.

Лишь скрылась фигурка боя в людском месиве таверны, европеец снова осторожно прильнул глазами к сквозной резьбе ширмы.

— Но все-таки это неосторожно, — продолжал Ляо-Ху. — Я думал, ты пришлешь кого-нибудь вместо себя. Смотри, мне кажется, Че-Чу уже забеспокоился, увидав тебя.

Белый оглянулся на стойку. Действительно, идолоподобный хозяин таверны уже завозился тревожно, и в свете фонаря, на маске его лица блеснули впадины глаз и рта.